Из смерти в жизнь. Олаф Стэплдон
отдают должное масштабу его текстов, важности его философии, его пониманию социокультурных вопросов – и удивительной способности объединять все эти качества в произведения, которые остаются выдающимися образцами научной фантастики.
Из смерти в жизнь
Глава 1. Битва
Летчики. – Кормовой стрелок. – Город и его жители. – Атака
Летчики
Десять тысяч мальчиков в небесной вышине. Эскадрилья за эскадрильей, сложные машины, нагруженные смертью, с грохотом летят к цели. Темнота внизу, а наверху звезды. Внизу невидимый ковер полей и домиков; наверху, очень далеко за мерцающими звездами, невидимые галактики, скользящие сквозь необъятную тьму – эскадрилья за эскадрильей вселенные разворачиваются в безграничном и все же измеримом пространстве.
В одном из бомбардировщиков семеро мальчиков. Семь юных умов в упорядоченном единстве: каждый занят собой, но все связаны нитями товарищества – нитями из закаленной стали. И все равно умом и телом пленники своей сложной машины.
Семеро мальчиков и – по странной случайности – мотылек. Он, конечно, залетел в самолет, когда команда занимала места. С тех пор он порхает здесь и там, облетает свою тюрьму сверху донизу, от одного прозрачного колпака турели к другому. Его влечет странная тоска, неосознанная потребность в паре. В поисках второго он мягко наталкивается то на одну, то на другую мягкую человеческую щеку, целует их прикосновением ресниц невидимой любимой, тратит впустую мгновения жизни, которых у него наперечет. Или бессильно бьется в тюремное окно, привлеченный светящимися точками на небе, но не сознавая величия галактик.
У семерых мальчиков свои, более осознанные мечты. Они стремятся к жизни, которая естественна для их человеческой, более сознающей, но незавершенной, природы. И, подобно мотыльку, их разум бессильно бьется в тюремное окно, тщетно вопрошая звезды.
Кормовой стрелок
Кормовой стрелок никогда не слышал о галактиках. Даже звезды для него немногим более, чем блуждающие огоньки. Он, конечно, знает, что они – солнца, но что из этого? Эта мысль его подавляет. В смущении он нырнул в глубину, где нет даже воспоминаний. И хотя в такие ночи, как эта, он невольно вспоминает и гадает, но в пустоте быстро начал скучать. Он чувствовал, что звезды ничем не могут помочь. На земле внизу ад, и мелькающие в нем маленькие радости – пиво, секс и горький, сокрушающий экстаз воздушного боя – только дразнят напрасно. Бывали и минуты, пугающие и все же волнующие, когда им овладевал кто-то, сидящий глубоко внутри, и вся жизнь меняла цвет, становилась ужасающе важной, и человек готов был дать себе пинка за то, что тратит ее напрасно. Но такие мгновенья быстро проходили. Возможно, это от несварения желудка или работы желез. Нет, здесь внизу ад, а там, наверху, только пустые звезды. А сейчас ко всему этому у него начинался насморк. В носу уже утомительно щекотало, и в голове было не