Сто шагов, чтобы простить. Vladi N
памяти, чтобы просто не чувствовать. Чтобы физическая боль перебила моральную. Но не получается – руки разодраны в кровь, делая мой изможденный вид ещё более жутким.
Я знаю, что он приезжал. Что находился в непозволительной близости от меня. Что орал не своим голосом, заставляя всю округу участвовать в развернувшейся семейной драме. А каждое его слово, каждая интонация на разрыв аорты – я хотела захлебнуться тем фонтаном крови, которое заливает вязкой густой жидкостью сердце… Хотела… Но не смогла. Проживала всю боль на живую. По свежим шрамам. И снова умирала. И когда надежды на то, чтобы выбраться из того ада, в который превратилась моя жизнь, не было, мама с какой-то странной неуверенностью зашла ко мне.
– Дорогая… – долгая пауза. Непозволительно долгая. – К тебе пришли…
– Я не хочу никого видеть.
– Это мужчина… Представился твоим другом. Очень переживает за тебя.
Медленно оборачиваюсь. Каждый раз вижу по маминым глазам, что превращаюсь в живой труп. Страх вперемешку с безысходностью является неизменным спутником взглядов всех членов моей семьи. Пенелопа Уильямс не исключение.
– У меня нет друзей мужского пола. Только Маркус. Но его сейчас не может быть здесь.
Каждое грубое слово, брошенное в дикой пляске всепоглощающей ненависти, обижает родительницу. Словно хлыст бьёт по самому чувствительному месту – материнскому сердцу. Понимаю, что обижаю ее неоправданно и несправедливо, но ничего не могу с собой сделать.
– Мэтью. Его зовут Мэтью.
Резко отталкиваюсь от спинки и сажусь на кровати. Голова кружится, заставляя балансировать в воздухе тощими руками, чтобы удержать равновесие. Мама, не дожидаясь моего разрешения, просто уходит, а буквально через секунду в проёме показывается точечный профиль гостья.
– Диана! – не приветствие. Раскат грома среди моей унылой комнаты. Дикий ступор мужчины, когда он способен рассмотреть, во что я превратилась. Спешный шаг широких шагов. Мощные предплечья на моих, почти просвечивающих, запястьях. И глаза в глаза: серые в карие, испуганные в безразличные, живые в мертвые. – Господи…
– Здравствуй, Мэт, – каждая буква вылетает жутким скрипом, выдавая мое истинное состояние. Мужчина так и застыл в непередаваемо ступоре, продолжая повторять только единственное слово. Господи.
– Я его просто убью… Убью, блять… Убью.
Неразборчивый шепот гоняет воспоминания в голове, заставляя каждый раз возвращаться к одному единственному человеку. Мотаю головой из стороны в сторону, чтобы прогнать наваждение. Харрингтон замечает. Тянется ко мне в попытке обнять, но только больше усиливает разгоняющуюся истерику. Резко отскакиваю от протянутых рук и обхватываю своими себя, лихорадочно тряся головой и раскачиваясь на кровати. Слезы автоматом льются градом, вызывая ещё больший страх у Мэта.
– Тише… Тише, девочка, я не трогаю тебя, – трясет руками в воздухе, будто обезоружен, – успокойся… Диана… Дыши… Тиииииихо…
Не знаю, сколько мы так сидели, но пульс со временем пришел в норму. Моя ладонь была тесно сжата обеими руками Мэта, пока я переводила