Миля дьявола. Дмитрий Безуглый
известна всему Лондону? Это позор, который вскроет секреты. От которого не отмыться, а история о нем навсегда войдет в поколения британцев. Лондонские газеты «Дейли Ньюс», «Таймс» и «Телеграф» наперебой пестрели немыслимыми заголовками и статьями на первых полосах о «страшном и загадочном отсечении головы племянницы графини Уэйнрайт», о «кошмаре на Хайгейтском кладбище». Читать это было невыносимо, еще большего труда стоило держать себя в руках, зная, что все британское общество с упоением изголодавшегося льва поглощает информацию, с нетерпением ожидая новой порции сенсаций. Мысль просить ее старого друга сэра Галена Гилмора, который чудодейственным провидением оказался на месте преступления первым, давала проблеск надежды. Графиня не знала более никого, кто мог бы отнестись с пониманием к ее горю и сделать все возможное, чтобы не просто разыскать чудовище, сотворившее такое злодейство, но и сохранить все в тайне. Она также многое слышала о знаменитом ученом сэре Валентайне Аттвуде, но имела честь видеть его впервые в тот день, когда Гален настоял на привлечении профессора психологии к расследованию.
– Если кто и сможет найти безумца, – веско произнес тогда инспектор, – то это доктор Аттвуд.
– Почему вы так думаете? – с сомнением спросила леди Уэйнрайт. Она противилась мысли о том, что кроме Галена об изнасиловании усопшей будет знать кто-либо еще.
– Это не просто осквернение, миледи. Здесь помешательство ума. Сэр Валентайн единственный, кого я знаю, способный разобраться в темноте мыслей того чудовища, кто сотворил такое. К сожалению, я ловлю обычных воров, насильников и убийц. Наш осквернитель – далеко не обычный преступник.
Графиня была эмоционально измотана. К тому же, ей было крайне необходимо опереться на чье-то сильное, мужское плечо. В эти минуты она с большей силой ощущала отсутствие Артура, которого любила всем сердцем до сих пор. Ей словно воздух была нужна вера и надежда. Гилмор как никто другой подходил на эту роль, и она полностью доверилась инспектору. Собственно, не возражала потом и самому доктору Аттвуду, когда он настоял на приглашении австрийского ученого Крафт-Эбинга, дав слово джентльмена хранить тайну. Этот высокий, широкоплечий великан всей своей аристократичной внешностью внушал доброту и доверие. Он сразу пришелся по душе графине, испытавшей впервые со смерти племянницы слабый проблеск надежды. Было в нем что-то, особенное – одно лишь соприкосновение взглядов внушало спокойствие и веру в благополучный исход. И она молила Бога, чтобы так и произошло.
Приближалось время ужина. Леди Уэйнрайт, решившая во что бы то ни стало скрыть от окружающих собственное горе, велела накрывать в большой столовой и пригласить гостей. Высший свет не должен знать, что осквернение фамильного склепа порядком надломило ее. Поэтому, собрав волю в кулак, она тщательно готовилась. Несколько минут стояла перед своим любимым зеркалом в полный рост и придирчиво изучала собственное отражение – как сидит на ее тонкой, точеной фигуре несменное траурное платье, нет ли лишних складок