Поездка в Кирилло-Белозерский монастырь. Вакационные дни профессора С. Шевырева в 1847 году. Степан Петрович Шевырев
стороны внешнего ее обогащения. Первые подвижники ее никогда не думали о земных благах, а только служили народу молитвой и делом – и народ со всеми державными представителями своими сыпал на обители, ими основанные, золото, серебро и жемчуга без числа и дарил их многолюдными селами. У нас Церковь стала богата не потому, что любила приобретать, а потому что была бескорыстна в главных своих представителях. Правда, умножение этих сокровищ, движимых и недвижимых, произвело ношу, которая стала отяготительной для духовного существа Церкви и ослабляла полезное действие ее на народ. Но все это было только временно, а истинного вреда не могло произойти отсюда, потому что источником обогащения Церкви была любовь народа, не знавшая, чем угодить ей, следовательно чувство прекрасное и бескорыстное, а доброе начало чувства, если бы иногда и перешло за границы, не может быть предосудительным.
Роскошь украшений, состоящая в безотчетном богатстве, начинается у нас особенно со времен патриаршества. Может быть, еще прежде внесла это Византия, но всё не столько. Борис Годунов весьма тому содействовал. Нередко дарил он царские свои порфиры на ризы обителям. Великолепнейшие покровы на раку преподобного Сергия начинаются с него. Прежние пелены Древней Руси представляют нам смиренный образ угодника в простых одеждах, шитый шелками. Изумительна крепость ткани из крученого шелка: куда девалось это прочное искусство, которое поспорит с самым лучшим непромокаемым макинтошем? Крепость вековечная ткани, засвидетельствованная четырьмя или тремя столетиями, и смиренная простота изображения выражают совершенно подвиг угодника, который в смирении нищеты трудился для вечности. Новые покровы – золото, серебро, каменья, жемчуга, бархат. На пелене, подаренной в 1499 году царевной царегородской, великой княгиней Московской Софией Фоминишной, надписи видно вышиты были людьми не грамотными. Вместо μητὴρ ϑεοῦ («Матерь Божья») вы читаете «Мар – фу», «ωндрей» вместо «Андрей» напоминает выговор суздальский, как в Лаврентьевском списке Несторовой летописи, а «Фама» вместо «Фома» – наше московское произношение, слышное здесь в памятнике конца XV века.
Рукописные служебники и Евангелия требовали бы здесь особенного изучения, тем более что все обозначены годами и потому важны в филологическом отношении. Служебник пр. Никона, содержащий в себе чин православной литургии, может быть, один из древнейших, какие мы имеем с значением года. Текст Евангелия Симеона Иоанновича Горского, относящегося к 1344 году и современного пр. Сергию, замечателен своей любовью к букве, которая встречается даже в прошедшем времени: вместо «лъ» читаете «ль». Эта особенность противоречит сильно мнению Добровского, который в своей «Грамматике» считает ерик особенным признаком рукописей XI и XII века. Вот после этого утверждайте признаки языка для памятников словесности словено-русской по столетиям: такое требование могут объявить только люди, никогда не заглядывавшие в нашу древнюю письменность.