Поездка в Кирилло-Белозерский монастырь. Вакационные дни профессора С. Шевырева в 1847 году. Степан Петрович Шевырев
невместимое.
Баадер принадлежит к таким мыслителям, которые сами не строят систем, но своими сочинениями в других расшевеливают, возбуждают мысль. Надо же быть и таким мыслителям.
С уважением и сочувствием говорил Ф. А. Г. о Якоби, которого и в Германии называли новейшим Платоном. Он велик тем в особенности, что Шеллингу предсказал все последствия его первоначальной философии, которых Шеллинг не принял, но которые дали пищу Гегелеву учению. Весьма важно сочинение Якоби о Спинозе.
В учении Спинозы проведено повсюду логически начало необходимости. У него нет понятия о зле. Отсюда невозможность и нравственной философии. У Гегеля в его построении философских наук также нет нравственной философии, которая есть у Канта. Гегель смеялся над Кантом в этом отношении, приписывая нравственную сторону его системы влиянию его набожной матери и предрассудкам, навязанным ему из детства.
Гегель признает развитие, но вот задача, которой он не разрешает: как в развитии его из предыдущего развивается последующее? Откуда берется новое в жизни? Где источник этому истечению? Это может быть объяснено тогда только, когда в основу развития полагается полнота бытия, а у Гегеля бытие равное небытию, да и самое его «Sеin»[2], по его же собственному выражению, «eine schlechte Unendlichkeit»[3].
О сомнениях прекрасно выразился христианский мудрец. Важны и значительны сомнения мужественных душ, а не сомнения натянутые, ни из чего не вытекающие, разыгрываемые. Сомневался и блаженный Августин. Сомневался и Декарт. Из таких сомнений может выработаться знание истины, убеждение.
Прошу извинения у почтенного мудреца в том, что взял на себя изложить некоторые мысли, особенно врезавшиеся в моей умственной памяти. Принимаю на себя всю ответственность в том, если дал какой-нибудь не правильный оттенок тому, что слышал. Мне было приятно заслушиваться этой речи разумной, ученой и ясной, которая вливала мысль в мой разум, сведения в па мять и тишину в сердце. Я позволял себе думать, что если бы эти уста отверзлись для того, чтобы передать историю науки наук не одному академическому, но и университетскому нашему юношеству? С какой жадностью оно бы стало слушать ученого старца? Сколько бы пользы про изошло отсюда? А передавать науку так легко для его опытности; так кажется, все готово и все созрело здесь для передачи, и с каким радушием сообщается знание его владельцем, как будто это не личная его собственность, а достояние всех.
Много расточено великих и прекрасных сил по нашему отечеству, которые не сознаны, много светильников, таящихся под спудом, а не горящих на свечнике. Русское смирение часто укрывает таланты Божьи – и люди, призванные быть благовестниками истины, готовы тратить силы свои и время на такое служение, которое за них всякий другой мог бы легко исправить. Как часто у нас там не сознается личность, где она является сосудом мысли светлой, Божественной, и сознается сильно там и кричит на всю Россию, где она только сосуд самолюбия,
Бытие (
Дурная бесконечность (