Исповедь. Фарида Расулева

      Погадайте по ладошке,

      только – о былом.

      По раскатанной дорожке

      я бегу в свой дом.

      Худо-бедно, за плечами

      шесть неполных лет…

      Кто-то умер. Мать в печали.

      Папы дома нет.

      Мама чёрную повязку

      траурную шьёт.

      Мама плачет. Маме тяжко.

      Мама воду пьёт.

      У окна повисло знамя…

      Что ей – властелин?

      Мы тогда ещё не знали

      слова «пластелин».

      Мать готовила на плитке

      вечерами суп.

      Ни про зэков, ни про пытки…

      «Сталина несут!»

      Новый радиоприёмник

      светится глазком.

      Нас не звали на приёмы

      прежде и потом.

      Годы память не заглушат:

      шёл за годом год.

      Отдавался в наших душах

      каждый поворот.

      Погадай: от кукурузы —

      польза или вред?

      Сколько истин душу рушит

      в восемнадцать лет?!

      Тамадою на застолье

      тот, чья жизнь пошла.

      Средь державного застоя

      молодость прошла.

      Нас лепило наше время,

      врезалось в сердца.

      Нас согнуло наше бремя,

      но – не до конца.

      Защищаясь, как и прежде,

      от душевных ран,

      в недоверчивой надежде

      смотрим на экран.

      Разве это слишком много —

      тридцать восемь лет?

      Над тревожною дорогой

      снова брезжит свет.

      А суть вещей, наверно, в том,

      чтоб кочевать из дома в дом,

      переходить из дряхлых рук

      в младенческие руки.

      А жизни суть – чтоб мудр и тих

      сумел прожить от сих до сих,

      и каждый год замкнулся в круг,

      как кольца древесины.

      Но я живу, и белый свет

      вдруг озарится, отогрет,

      вдруг засверкает, как алмаз,

      огнём высоких истин.

      И твёрже взор, и зорче глаз,

      и голос мой не голос – глас,

      и гулко, будто детский мяч,

      пружинит шар земной.

      Как во дворец, к себе домой

      иду – и вдруг – о боже мой! —

      нет ни кола и ни двора,

      и ни дворца, ни истин…

      А древесины мудрой рост

      так тих и бескорыстен.

      Городок над равнинной рекою Чулман.

      По утрам над волною поднимался туман.

      Деревянную пристань качала вода.

      Над Чистаем неспешно струились года.

      Перестань, Зайтуна, не блажи, не мечтай,

      нетерпеньем твоим переполнен Чистай.

      Ты по-детски надменна, наивна, юна,

      что девчонке-гордячке Тукай, Зайтуна?

      Пусть Казань говорлива, бурлива, шумна,

      пусть стихами Тукая до края полна,

      здесь же пристань качает волна от баржи.

      На равнинной реке не нужны миражи.

      Что