350. Ариф Алиев
рассказать о дяде. Он – один из самых уважаемых людей Губинского уезда, а мне стал и отцом, и старшим братом, и учителем, и другом. В 1905 году армяне убили на улице моего отца и старшего брата. Они, закрыв под вечер небольшую бакалею, которую отец держал на рыночной площади, возвращались домой. Прямо на пороге дома их и застрелили из-за угла. Никогда не забуду этот душный августовский вечер. На следующее утро мне исполнялось 9, и мы всей семьей собирались поехать к роднику. Отец готовил бы шашлыки, а мы с братом, смакуя, ели бы их. С тех пор я не отмечаю свой день рождения. Той же ночью приехал дядя со своим другом, известным во всем уезде своей храбростью человеком, Хэмдуллой эфенди[10]. Они же организовали похороны. Барашек, купленный отцом на мой день рождения, был зарезан на поминки. Сразу после похорон на двери дома повесили замок, и дядя забрал меня с матерью в Хачмаз к себе. Построил отдельный дом для нас в своем дворе, вырастил меня, дал образование, женил на дочери друга. Правда, «женил» – в данном случае не самое подходящее слово, выбор-то я сделал сам, а дядя его одобрил. Тем не менее, Наргиз уверена, что именно дядя меня надоумил…
По дороге я настраивал себя на серьезный лад, чтобы, увидев жену, не рассмеяться сразу, а со всей строгостью спросить: почему приехала в Баку, не поставив мужа в известность? И что за выходка была на параде? «Слава герою Бабазаде»… Хорошо, покажу тебе, какими бывают герои!
Но неожиданно дверь открыла мать. Пришлось быстро перестраиваться, изменить выражение лица. Видно, у меня не совсем получилось, и я в растерянности промямлил:
– Не могли сообщить, что ли?
Мать ничего не ответила, она бросилась мне на шею. Прямо как в детстве, вдохнула запах волос. «Я же после парада даже не умылся и всю дорогу сюда почти бежал», пронеслось в моей потной голове, которой хорошо было известно отношение матери к чистоте. Но она не издала ни звука, только слегка подрагивали плечи.
И у меня в горле ком.
– Ну, все, ну, хватит. Плакать-то зачем? Очень хорошо, что приехали, правильно сделали, что не сообщили.
Наконец, она отстранила меня от себя, хотя продолжала гладить то волосы, то лицо. Я поцеловал ее руку.
– Ты только посмотри на него. Пять месяцев, как ушел из дома, и первое, что он мне говорит? Может, я еще и разрешения у тебя должна была спросить?
– Ну, почему разрешение, мама? Просто было неожиданностью…
– Все недовольство выскажешь своей жене, это она уговорила дядю не сообщать тебе.
Мать никогда не звала Наргиз по имени. В зависимости от ситуации: то «доченька», то «твоя жена».
А моя жена, стоя за спиной матери, покорно ждала своей очереди для «доступа к телу». Хотя, «тело» громко сказано. При свекрови-то? То ли я давно ее не видел, соскучился, то ли действительно беременность украшает женщину, но она мне показалась еще более привлекательной. Мне так захотелось ее обнять. Чтобы хоть как-то скрыть нахлынувшие чувства, поспешно схватил ее за руки: при матери я тоже не мог позволить себе большего.
– Я совершу такой поступок, чтоб ты с полным правом могла назвать меня героем.
– А
Хэмдулла Эфендизаде (1880–1927) – в последующем один из активных участников национального движения за независимость, депутат парламента, в советские годы – руководитель губинского восстания.