Ганнибал. Кровавые поля. Бен Кейн
но только не я.
– Благодарю, командир. Сочту за честь.
«Но так ли это?» – спросил себя Квинт. Он не раз слышал, что велиты пользуются наименьшим уважением среди легионеров. Однако стать одним из них лучше, чем с позором вернуться домой. Или никогда больше не служить в армии.
– Не нужно говорить о чести. Лучше хорошенько подумай. Риму необходимы такие солдаты, как ты. Через год или два службы ты сможешь получить повышение и стать гастатом.
Квинта охватило радостное возбуждение, но боль в левой руке заставила не принимать поспешных решений. Если он сейчас начнет тренироваться вместе с велитами, то его ранение скоро будет обнаружено. Объяснить, почему он был ранен стрелой, будет практически невозможно. Кроме того, ему требовалось учесть все варианты.
– Я подумаю, командир, – сказал он.
Коракс посмотрел на него, но тут его помощник прокричал какой-то вопрос, и центурион вернулся к своей работе.
Однако к тому моменту, когда Коракс написал ответ на нижней части пергамента Фабриция, разум Квинта проделал отчаянную работу. Отец грозил отправить его домой в самое ближайшее время – а так у него появился шанс остаться в армии. Он не мог перейти в другую кавалерийскую часть – Фабриций этого не позволит; к тому же офицеры знают, кто он такой. Однако здесь у него может получиться. И если он будет хорошо служить, его произведут в гастаты. План казался ему удачным, и походка Квинта обрела упругость, когда он возвращался к кавалеристам. Осталось лишь подождать, когда левая рука вновь обретет силу.
Но через несколько часов он был уже не так уверен в правильности своих рассуждений. Калатин ему сначала даже не поверил.
– Твой отец не станет отсылать тебя домой! – воскликнул он.
Но, увидев, что Квинт в этом уверен, он принялся всячески отговаривать друга от вступления в пехоту. Все очень скоро узнают, кто он такой. Новые товарищи никогда не будут считать его своим из-за акцента; не говоря уже о том, как много велитов гибнут во время сражений.
– Ты помнишь, сколько людей мы потеряли на берегу Требии? – запротестовал Квинт.
Однако последний довод Калатина произвел на него самое сильное впечатление.
– А как же я? – спросил он. – У меня не останется друзей. Не поступай так со мной, пожалуйста.
– Ладно, – пробормотал юноша, стараясь не думать об отце. – Я останусь.
Однако он не был уверен, что сможет долго все это выносить.
Этрурия, весна
Ганнон почувствовал легкий зуд и в сотый раз потер шрам на шее. Плоть в том месте, где ее коснулся раскаленный металл, исцелилась, но по какой-то необъяснимой причине привлекала мух, точно свежая коровья лепешка. Он раздраженно махнул рукой.
– Пошли вон!
– Здесь не так уж много мух, командир, – кротко сказал Мутт. – Тебе еще повезло, что сейчас зима.
– Говорят, летом в воздухе от них черно, – добавил Сафон.
Ганнон бросил на них раздраженный взгляд, хотя знал, что они правы. В середине лета он видел тучи мошкары, которая вилась над болотистой