Кости холмов. Империя серебра. Конн Иггульден
сильно верила! Подчинив ее своей воле, он сделался безрассудным. Шаман рассказал ей о самом мощном из всех оберегов, который стал бы надежным заслоном от вражеского клинка. Кокэчу отбросил сомнения, и в конце концов женщина уступила его уговорам и стала умолять о такой защите. С трудом скрывая пылкое чувство, шаман склонился к ее мольбам.
Скинув одежды, обнаженная Тэмулун предстала перед ним, и он принялся читать заклинания. Теперь он вспоминал, как дрожали его пальцы, когда она закрыла глаза, позволив нанести на свое тело рисунок овечьей кровью.
Кокэчу бесцельно бродил, предаваясь воспоминаниям. Внезапно остановился и тихонько выругался. Он понял, что совершил глупость. Вначале Тэмулун стояла исполненная величия и покоя. Она закрыла глаза, а палец шамана чертил красные линии, легонько нажимая на нежную плоть. Шаман выводил кровавый узор, пока линии на ее животе и ногах не скрестились. Желание переполняло шамана, и, возможно, он начал дышать слишком часто и тяжело или Тэмулун просто заметила его похотливый взгляд. Кокэчу вздрогнул при мысли о том, что чувствовала она, когда он, склонившись, прижал палец к ее бедру. Выйдя из транса, она подняла веки и посмотрела на него сквозь курящийся дым. Сомнение вдруг мелькнуло в ее глазах. Вспомнив выражение ее лица, шаман содрогнулся. Его рука подолгу задерживалась на женской груди, оставляя на ней отпечатки блестящей крови, запах которой все еще наполнял его ноздри.
Потом Тэмулун схватила одежду и убежала. Обряд так и остался незавершенным. Шаман возражал, но она не послушала. Он смотрел убегающей женщине вслед, чувствуя, как скрутило желудок от того, что он осмелился сделать. Ее мужа шаман не боялся. Мало кто из мужчин имел дерзость даже говорить с ним, и Кокэчу не сомневался, что мог бы выставить ее мужа за дверь. В конце концов, шаман был духовным наставником самого хана, и именно он, Кокэчу, приносил Чингису одну победу за другой.
Подумав об этом, Кокэчу прикусил губу. Расскажи Тэмулун Чингису о своих подозрениях, о руке, что так неосторожно шарила по ее бедрам и груди, и уже ничто в целом мире не спасло бы его. Шаман пытался убедить себя в том, что она ничего не скажет. Дневной свет охладит ее, и она сама поймет, что ничего не знает об общении с духами. Возможно, следовало разрисовать подобным манером кого-нибудь из калек, и тогда слух о ритуале дошел бы и до нее. Шаман серьезно обдумал новую идею, но потом снова стал клясть свою похоть, понимая, что из-за безрассудной страсти поставил все под удар.
Кокэчу стоял на перекрестке, наблюдая, как две девушки ведут под уздцы низкорослых коней. Проходя мимо, девушки поклонились, и шаман одарил их снисходительным взглядом. Его авторитет непререкаем, подумал он, его тайны не будут раскрыты. Многие женщины в лагере не дождутся мужей с войны. Ему достанутся лучшие, когда он примется утешать их в неизбывном горе.
Рассвет еще не позолотил землю, а те, кто остался в живых из десяти полных туменов, покинули пепелища догоревших костров