Nomen Sanguinis. Имя крови. Олеся Проглядова
славе. Война уничтожает слабых. Война меняет политическую расстановку сил. Война отвлекает всех от того, что ты делаешь на самом деле.
– Займи правильную сторону, пока не поздно, сын.
– Да, отец. Кажется, мне наконец придется сделать выбор.
– Смотри только не перехитри сам себя, трикстер[2], и надеюсь, не надо объяснять, что твоя Алия станет самым желанным подопытным объектом во всех лабораториях мира, если хоть что-то из этого разговора всплывет. – Эрл вышел. Гвинн остался сидеть, в задумчивости глядя на старые стены.
…Гвинн стоял на пепелище, его глаза болели от света, дыма и копоти. Крепостные стены обвалились, и донжон чернел на фоне неба, создавая иллюзию, будто кто-то там в дыму простер в мольбе руки вверх. Гвинну казалось, что он заходится криком и это должно быть слышно. Но то было лишь внутри него. В мире все дышало тишиной и спокойствием. О произошедшем напоминало лишь теплое, чуть пованивающее пепелище.
Гвинн видел, как его мать сражалась, возглавив последних из преданных ей Истинных и Вечных, и как она сгорела на солнце, прикованная к стене своего же замка. Она обернулась туда, где под защитой оставшейся крыши стоял ее сын, которого крепко держал за плечо эрл Годвин. Мать улыбнулась ему почерневшими губами и спела несколько строк колыбельной, которую он любил в детстве. Это было так давно – до того, как эрл Годвин вырвал его из рук матери, доставил в свой замок и приказал выбить, по его выражению, всю дурь, что жена внушала сыну и тем ухудшила и так с рождения испорченное. Так и сказал испуганному плачущему ребенку и слугам, держащим его. Из него выбили, и не раз. И он научился больше не плакать, даже оставшись один, не позволял себе этого. Он отлично запомнил науку о стойкости, как называл ее эрл. Сломанные кости долго срастаются у юных Истинных, которые еще не пробовали вкуса человеческой крови.
Гвинн подумал, что сейчас уж точно заплачет, но глаза были сухими. Он сжал губы и даже не дрогнул, когда ветер подхватил пепел – все, что осталось от матери.
Гвинн не помнил, что делал дальше, наверно, просто стоял на одном месте до ночи. С наступлением темноты он прошел к месту казни и, сев на колени, погрузил руки в еще теплый пепел.
Великий эрл Годвин привел его сюда для того, чтобы показать, как наказывают мятежников. «Дурную кровь, как и ты», – сказал он, и в глазах отца Гвинн прочел презрение. Впрочем, как и всегда, когда эрл смотрел на него. Гвинн знал, что не оправдал надежд отца – сурового воина, чья сила подчиняла любого. Он много лет стремился к тому, чтобы отец гордился им, упражняясь под надзором Эгиля, изучал науку войны, старался найти в себе силы крови отца, но у него ничего не получалось. Гвинн больше любил шалости и проказы и был хорош в них, иногда заставляя шумное застолье клана отца ухохатываться над его выходками. Это не нравилось эрлу. «Вина его матери, – говорил эрл приближенным. – Ее кровь. Я сомневаюсь, есть ли в нем что-то от меня». Гвинн слышал эти разговоры и пытался разбудить в себе злость на мать за дурную кровь, но не мог, потому что помнил ласковые руки, щекочущие его, пока он