Поэтический нарцисс. Регина Воробьёва
у краёв разбиты.
И мне вдруг показалось, что
В обыкновенный хмурый шторм,
В обыкновенный день угрюмый
Мне дали ласковые струны.
И стало с ними грустно мне,
Но всё запело на земле!
И в муке их касались пальцы:
И слушать грустно – и расстаться.
Люби, Мари
Смотри, Мари, Луна на небе,
Свидетель тайны и любви.
Ей начат вновь её молебен
За радость всех людей Земли.
Смотри, Мари, как безрассудно
В лучах пушистых и седых,
А за лучом – во мраке скудном
Рождение твоей звёзды.
Смотри, Мари, как будто искры
В пространстве вспыхнули для нас.
Люби, Мари, светает быстро,
И предрассветный жуток час.
Розовый шиповник
Сейчас уже осень, твержу наизусть
Те песни, в которых весны черты.
Но завтра, боюсь,
Я увижу, что розы мертвы.
И солнце не греет, а только глядит свысока,
Глядит с высоты равнодушных небес,
И плавно спускаются облака
Туманом на лиственный лес.
Мир холодно нем,
И среди пожелтевших берёз
Сибирский шиповник склонился к земле,
К наполненным влагой следам колёс.
Бар
Вернулись мы к тому же бару,
Как будто время не прошло,
Как будто всё ещё крыло
Одно белеет – милый парус.
Мы сели за любимый столик,
Уже покрытый скукой лет.
Через стекло осенний свет
Упал на белый подоконник.
Мы сплетничали о знакомых.
Тоскуя, ты вокруг глядел:
Всё изменилось и везде
Теперь уюта нет, нет дома.
И только красным в водах талых
Горят весь вечер фонари.
Ты уезжал отсюда в Рим,
И ты не знал, что я страдала.
Картины, статуи
Не требуйте безумства от людей.
Мы не меняемся, но мы актёры.
Я понимаю, страшный пыл страстей,
Желания, ночные приговоры –
Картины не меняются в цветах,
И гипс на статуе уже застыл надёжно.
Повиснет: «Да!» на жаждущих губах,
Но это «да» смешно и невозможно.
Люстра с ангелами
Вечерний запах роз. Мной решено – влюблюсь,
Не потому, что сердце просит ласки,
Нет – потому что свет двух итальянских люстр,
Где держат ангелы, как свечи, лампы.
Так этот свет красив, что в нём уже любовь
Блуждает маленькой раздетой тенью.
Она прикрылась стразой голубой,
Мерцающей над масляной сиренью.
Смотря в твои глаза, я вижу целый мир,
Навечно в нём хочу оставить сердце.
Мне всё равно, что рвётся даже нить,
Которую Клото ласкает в Греции.
Москва теперь в туманах и дождях,
Бутоны роз застыли в белой влаге;
Мне, опасающейся, хочется тебя,
Куда идти под ночь