Поэтический нарцисс. Регина Воробьёва
в детстве я никогда не думал о том, что Марта Владимировна – красивая женщина. Но сейчас детство кончилось, и я подумал. Я не хотел, но я подумал, я понимаю, что это ужасно, я запрещаю себе об этом думать и клянусь, что отрекусь от себя, если подумаю еще хотя бы раз, – и я перестаю думать, тогда я вижу сон. Боже! Это как космогонии древних народов.
Анатолий. Какие народы? Силя! Ты извращенец! И ты ещё хочешь совет? Она твоя тётя, Сильвестр!
Силя. Толя! (Хватает его за руки.)
Анатолий (вырывается). Какой кошмар!
Силя. Толя! (Падает на колени.) Что мне делать? Я всё понимаю, ты всё правильно говоришь, но я ничего не могу изменить! Когда я последний раз гостил у Марты Владимировны, я поймал себя на чудовищной мысли. Ты знаешь Максима, с которым она живёт?
Анатолий. Да, он у неё вроде как в добровольном рабстве и рад. Вообще я не хотел бы о нём говорить, он очень странный, мне кажется, что именно за эти странности она его обожает. Он ходит за ней, как слуга, и делает всё, как собака, – на это противно смотреть.
Силя. Но она хорошо с ним обращается.
Анатолий. Она извращенка! И она довела тебя до извращения. Я помню, как мы шили тебе костюм на выпускной вечер и она давала рекомендации портному. Тут начнёшь, пожалуй, думать о женщине, когда эта женщина ощупала тебя всего и расхвалила твою талию.
Силя. Это ни при чем. Я уже не помню об этом костюме и о талии, но я ревную её к Максиму. Толя! Я стал бояться оставаться с Мартой Владимировной наедине. Я очень боюсь, что сделаю плохой жест, ты же знаешь, как она любит мою шевелюру! Недавно я заглянул к ней на кофе, чтобы обсудить одну английскую книгу о Пастере и Бешане, это было утром. Когда я вошел, она сидела за столом в кремовом махровом халате, похожем на пальто, и брючной зелёной пижаме. Как всегда, с макияжем, высокой причёской и в украшениях, Толя, ты же знаешь, насколько она красива! Когда она увидела меня, то заулыбалась, пригласила меня сесть на диван, я, конечно, сел там, где она сказала, а она села рядом и, как в детстве, погладила меня по волосам со словами: «Силя, вы Аполлон! Я как-нибудь позову сюда моего скульптура, и моя седьмая садовая статуя будет написана с вас. Вы такой молодой и нежный». Как в детстве, Толя, а я уже не ребёнок. И вот мы сидели на диване и говорили о Пастере и Бешане.
Анатолий. А кто это?
Силя. Какая разница! Толя, что мне делать?
Анатолий. Ты просто переучился.
Силя. Шутник! (Обижается и уходит.)
Анатолий. Подожди! Вернись, я знаю, чем тебя утешить. (Силя неохотно возвращается.) Давай присядем! (Садятся на кровать.) Я серьёзно, давай попросим у папаши море. А? Поехали на Сицилию. Тебе уже девятнадцать, а на меня мы оформим доверенность, Марта Владимировна, кстати, и оформит. Как тебе? Вот, смотри! (Достаёт из-под кровати глянцевую брошюру.) Чефалу, жемчужина Сицилии. (Листает.) Сицилийская кухня! Рисовые зразы «Аранчини», спагетти с морскими ежами, кускус по-трапански, бифштекс по-сицилийски и рыба-меч в томате. Слюнки бегут, а?
Силя. Не очень.
Анатолий. А я захлебываюсь слюной! Я вот люблю покушать, а ты нет, и это плохо на тебе сказывается, ты уже, извини, дошёл до страсти.
Силя.