На районе. Регина Соболева
приблизил свое лицо к моему и сказал:
– Не буду тебя бить, волчонок, но запомни: в этом доме всегда будет так, как я скажу, потому что только я знаю, как должно быть.
Он подтащил меня к окну и прижал к нему.
– Полюбуйся, как Фатима уходит в дом жениха. К нам теперь она будет приходить только в гости, да и то…
Он не добавил, что именно, но я понял, что некому теперь читать мне сказки по вечерам. Отец швырнул меня к тому самому креслу, где недавно плакала сестренка, и ушел, заложив руки за спину. Я смотрел ему вслед и мечтал о мести.
Когда засыпал в своей кровати, представлял, будто спасаю сестру из рук жениха и увожу ее в горы, где никто не сможет нас достать, где мы будем жить-поживать, а Фатима каждый вечер будет читать мне самые волшебные сказки.
Моя сестра долго собиралась к никаху. У нее было много времени, чтобы подумать и понять, что ничего сделать уже нельзя, чтобы надеть на голову косынку и больше никогда не снимать ее. Моя сестра долго собиралась к никаху…
Две татарские притчи
В электричке
Майя-апа с большой осторожностью переступила с перрона в электричку. Она уже давно все делала долго, основательно и с осторожностью. На Казанском вокзале, как и во всей Казани, было ранее утро. Первая электричка улыбалась свежими с ночи стеклами окон. Людей было немного, а те, что были, собрались в двух первых вагонах, как приличествует всем социальным существам. Майя-апа вошла одной из последних и заняла место у окна чуть в отдалении от всех. Через несколько мгновений, за пару минут до отхода поезда, к ней подсела еще одна женщина – как бы сказала Майя-апа, интеллигентного вида, а напротив устроилась мама с ребенком-подростком.
Электричка дернулась и поплыла по рельсам. Вокзал качался, как на волнах, и убегал все дальше и дальше. Люди друг на друга старались не смотреть. Так всегда бывает в первые мгновения совместных поездок, посиделок незнакомых людей, которые все же всегда и всюду стараются держаться вместе.
Майя-апа глядела на свои руки – маленькие руки маленькой татарской женщины – и вспоминала, как ее дочь как-то тянула ее за подол платья и громко просила купить ей квасу, а потом протягивала свои детские пальчики за стаканом, прихлебывала и хохотала, потому что квас «шевелится в животике».
«Какие бы сейчас ручки у моей Неллечки были?» – думала Майя-апа и сжимала пальцы, стараясь скрыть даже от самой себя все их бессилие и всю их старость.
Мысли ее прервал мальчик. Он жаловался матери:
– Мама, пить хочу.
Майя-апа окинула мать с ребенком взглядом. Что-то странное было в их разговоре. Они смотрели друг на друга не отрываясь, и руки все время показывали какие-то знаки. Мать молчала. В ее глазах был испуг. В ее глазах была необходимость бежать без оглядки. Мальчик четко произносил слова и показывал, постоянно показывал пальчиком себе в рот.
– Пить.
Мать печально покачала головой.
Тогда Майя-апа