Координаты неизвестны. Юрий Колесников
другим двигались к Охотному Ряду три огромных, как дирижабли, матово-голубых аэростата противовоздушного заграждения. Дело шло к ночи. Придерживаемые девушками в красноармейской форме, аэростаты замерли вместе с испуганно застывшими регулировщиками, поднявшими жезлы.
Тяжелый «Линкольн» с гончей на радиаторе подкатил к темно-серому, разукрашенному под зебру старинному зданию, некогда принадлежавшему Его Императорского Величества Страховому обществу Российской империи.
Дежурный первого подъезда настежь раскрыл перед вышедшим из машины наркомом дверь с зеркальными стеклами, всегда завешенными темно-зелеными в сборочку занавесками. Проходя через приемную, Берия на ходу бросил секретарю:
– Баштакова с делом Серебрянского срочно ко мне!
Секретарь тут же набрал по внутреннему телефону нужный номер, чтобы передать распоряжение наркома начальнику Первого спецотдела Баштакову, но того не оказалось на месте.
В высшем звене аппарата Народного комиссариата внутренних дел уже знали об уходе Сталина на перерыв; стало быть, уехал и нарком. Можно и о себе подумать. Как правило, Берия уезжал обедать немного позже Сталина и примерно за четверть часа до его возвращения уже находился у себя в кабинете, заканчивая бдение после полуночи, а зачастую и намного позже.
Такому порядку следовал весь руководящий состав наркомата и присоединенного к нему недавно Наркомата государственной безопасности. Впрочем, подобного правила придерживались не только здесь, но и практически во всех партийных и советских органах, в государственных учреждениях и ведомствах. Этот никем формально не установленный, но незыблемый распорядок утвердился и за пределами столицы и неукоснительно соблюдался ответственными работниками всех союзных и автономных республик, краев, областей, наркоматов и крупных предприятий.
Исключение составляли лишь отдаленные районы, где была большая разница во времени с Москвой. Но в кабинетах, имевших особые телефоны ВЧ («кремлевка»), в поздние вечерние, а то и ночные часы специальные дежурные были готовы тотчас же ответить на московский звонок.
С началом военных действий все без исключения партийные, советские, хозяйственные и прочие крупные предприятия перешли на круглосуточное дежурство, а руководители – на казарменное положение. Об отклонении от этого правила не могло быть и речи.
Секретариат наркома бросился на поиски Баштакова. А так как при казарменном положении, на котором с первого дня войны находился весь оперативный состав НКВД, Баштаков мог уйти лишь в столовую, то там его и разыскали.
Через считаные минуты, с трудом переводя дыхание, он появился в секретариате главы ведомства. И почти тут же предстал перед наркомом с делом Серебрянского, как ему было велено.
Не удостоив подчиненного взглядом, Берия спросил:
– Его настроение?
– Депрессивное, Лаврентий Павлович, – спокойно ответил Баштаков и усмехнулся, показывая, что иного, дескать, в его положении быть не может.
Хотел