Четырехугольник. Леонид Подольский
мазохистское. Он утешал себя: «Все мы имеем право на свои извращения!»
Юрий Матвеевич сильно колебался, а решилось все в один миг.
– Юра, – он почувствовал, что она волнуется, но взгляд ее был испытующим, холодным, они оба едва отдышались после очередной близости, в изнеможении упав на подушки, – Юра, меня приглашают во Францию. Премия, очень даже престижная. Приглашают… с супругом. Я, конечно, могу одна, но… Тебе очень подойдет фрак.
Дело было не во фраке и не во Франции. Новиков уже бывал у пожирателей лягушек, и даже не один раз. Видел и Версаль, и Лувр, и замки Луары, и гулял по Елисейским Полям. В первый раз возили еще в советское время, и он, Новиков, писал потом подробный отчет про себя и про других. Однако предложение было сделано и нужно было отвечать. А он, Новиков, вовсе не хотел Варварину обидеть. И тем более потерять.
Да, так, хотя казалось странно, были любовниками, и он печатал ее в своем журнале, и все равно: Варварина. Оля, Олечка, Оленька – в минуты тепла, а про себя по-прежнему Ольга Николаевна, что-то зациклилось в нем, какой-то рудиментарный механизм, уж очень давила авторитетом. Ей требовалось поклоняться, дарить цветы, требовалось восхищаться ее писульками, признавать ее гениальность. Рифейская Жорж Санд. Хотя он, Юрий Матвеевич, был на голову выше. В одну минуту мог расчеркать любой ее текст.
Характер у Варвариной был трудный. Нарцисс в юбке. Всю молодость терпела, ждала, плакала. Тихий ангел. Как кошечка, прятала до времени коготки. И вовсе не пером, не талантом… Но сучкой оставалась манящей и в свои почти пятьдесят. Знала, что еще недолго. Умна. Недаром вокруг нее всегда вились мужчины. И олигарх Катин, бывший ее – кто? Муж, любовник, содержатель, партнер? Ебарь? Разошлись, а все еще облизывался. Гарем развел, а с Варвариной в дружбе. Новиков никогда их не ловил, да и не мог бы, но что-то по-прежнему между ними было. Новиков видел его вблизи: мужчина как мужчина, длинношеий, как жираф, взгляд холодный, высокомерный. Так богатые смотрят на бедных, успешные – на неудачников. И этот, Сергиенко, тоже крутился вокруг нее. И другие. Как мухи на мед.
В Париже все было замечательно. Белые сорочки, фраки, речи, застолья, на книжной выставке очередь к Варвариной. «Да что ж она такое?» Новиков никак не мог взять в толк. Пишет бездарно, а… Ну точно, все точно про голого короля. Читателю можно всучить. Читатель купит и поставит на полку.
Главное, он, Новиков, стоял и улыбался.
В Париже первая кошка пробежала. Хотя нет, наверное, раньше.
– Я вижу, Юра, ты не рад за меня?
– Рад, – сказал он через силу и попытался улыбнуться. – Скромный муж великой жены.
– Нет, не рад. – Варварина серьезно обиделась. А между тем никогда не прочла ни один его рассказ, ни роман, тот самый, что Новиков много раз начинал и бросал. Тот самый, про Серебряный век, который он собирал буквально по крупицам. Правда, и он никогда не читал ей отрывки. Разве лишь однажды, в самом начале. И увидел: ей не интересно.
– Ты пишешь