Портрет моего мужа. Карина Демина
просто…
Небольшой роман, который ни к чему не обязывает, но получилось так, что их роман затянулся. Насколько? Лайма наморщила носик. Три года уже… Мар? Нет, он ничего не обещал, да и она не требовала, понимала, что разводы в их кругах не приняты, даже если супруга попалась настолько неудачной. О нет, Мар ничего такого не говорил, но и без слов понятно.
Он меня не любит.
Стыдится.
Поэтому и прячет за стенами университета. Он ведь и в город меня не вывозит, если подумать, не говоря уже о том, чтобы поселить в доме, как это положено. Он даже ко двору меня не представил, что было почти откровенным нарушением правил, но… Мару простили.
Вошли в положение.
Чувствовала ли я, как мир рушится? Мой такой уютный замкнутый мирок, в котором я была абсолютно счастлива? О да… то есть, земля из-под ног не уходила. День не стал менее солнечным. Напротив, для всех все было обыкновенно.
Университет.
Парк.
Студенты на скамейках. Кто-то бренчал на гитаре, кто-то пел, кто-то, забравшись на край древней чаши, норовил дотянуться до ледяной струи фонтана и поймать каплю удачи. Бродили по дорожкам треклятые голуби. Щебетала Лайма, окончательно уверившись, что опасности я не представляю. Помилуйте, какая опасность от нейты, не способной сотворить заклинание выше пятого уровня. Позвякивали колокольчики на браслете. А я… я пыталась понять, когда же именно пустила свою жизнь псу под хвост. Выходило, что давно…
– Понимаете, я бы не стала нарушать правила, – Лайма коснулась платочком щеки, на которой блестела россыпь искусственных звезд.
Вживленные кристаллы – писк современной моды… и ей они шли.
– Но… столько времени, а ты так и не забеременела, что совершенно недопустимо.
Гладкие ноготки.
Идеальная кожа.
Белесая вязь родового узора, который начинался на левом предплечье, поднимаясь выше, при этом не выглядел ни пошлым, ни странным, но этаким вполне естественным продолжением кружевного сарафана.
– А я… у меня будет ребенок, – Лайма убрала платочек в крохотный клатч, украшенный теми же сапфирами. – И как мать я должна позаботиться о его будущем…
– Мар…
– Не знает, – она, вдруг разом утратив былую робость, подхватила меня под руку. – И не стоит ему говорить. Мужчины порой ужасающе упрямы. Он вбил себе в голову, что несет за тебя ответственность.
Почему я не послала ее подальше?
Почему позволила увлечь себя? Шла по дорожке, по желтому камню, слушала, как цокают тонкие каблучки и раздумывала, что ж я за дура-то такая…
– Но мы-то знаем, что ты человек взрослый… тебе, несомненно, казалось, что ты сделала удачную партию…
– Чего вы от меня хотите, – в какой-то момент мне просто надоело ее слушать.
Лайма Бринциг.
Единственная дочь и наследнице Лютера Бринцига, совладельца «Большой островной», которой принадлежало более сотни цеппелинов. Она и вправду достойная партия, куда более подходящая, чем я. А ребенок… я ведь заговаривала о нем, не потому, что и вправду хотела детей, то есть, хотела, конечно, но не