Путь веры. Юлия Сова
каждая новая мысль лишь подогревала костёр истерики. Если сначала она переживала лишь о произошедшем, то теперь, постепенно, с ужасом начинала осознавать, что ей даже не у кого спросить, не с кем посоветоваться, что делать. Где искать мужа, как искать? За всё время семейной жизни, общих друзей, приятелей, общей компании у них так и не появилось. Она не знает ни одного номера телефона, куда можно было бы позвонить, справиться о Романе. Она не знает точно, даже где он работает! Свёкра ни о чём спрашивать совершенно не хотелось, тем более как он собирается теперь себя вести, Таня даже боялась предполагать. Скорее всего, днями будет поднят вопрос о выселении её из квартиры, или их с Романом вместе, если, конечно, он вернётся.
Да неужели же он действительно от неё ушёл? Вот так просто, хлопнул дверью и ушёл? Но ведь это его, а не её дом, и, если бы он решил вот так разорвать отношения, прогнал бы её. Хотя… Просто так прогнать на улицу мог бы дворник или какой-нибудь завскладом, но не комсомолец же!
Цветов-старший был в коридоре. Таня слышала скрип половиц, только предполагая, чем он там может заниматься. За стариком дело не постоит и просто подслушивать, стоять, прислонившись к двери, и слушать, чем в комнате занимается Таня. Ей стало страшно и противно. Она представила старика, трясущегося от любопытства, подглядывающего в замочную скважину или прижавшего ухо к дверной щели.
Не выдержав, Таня подлетела к двери, чтобы распахнуть её. В конце концов, сейчас белый день, и, если она закричит в окно, прохожие её услышат.
Но за дверью никого не оказалось. Скрип половиц ей причудился? Таня закрыла дверь и вновь прислушалась. Опять эта звенящая тишина. В квартире Цветовых всегда стоял звенящий гул, как будто где-то в недрах квартиры без остановки работал какой-то механизм. Таня не знала, слышит ли этот звенящий изматывающий шум кто-то ещё, но у неё самой от него практически постоянно болела голова.
Снова забравшись с ногами в кресло и укрывшись своей старенькой шалью, девушка пыталась вспомнить детали вчерашнего. Вот она пошла разведать, где свёкор. Вот открыла его дверь… Открыла дверь. А почему она, собственно, не постучала к старику? Таня похолодела. Её вина! Она ведь действительно не стучала в дверь, только прислушалась и, не услышав звуков, открыла. Какое безобразие!
И Андрей Васильевич начал… А что он сказал? Как свёкор отреагировал на её приход? Он был недоволен или наоборот? Всё больше Таня понимала, что почти ничего не помнит. Ничего, кроме тёмных глаз свёкра, зло уставившихся на неё, и ощущения беззащитности перед ним. Униженного, испуганного своего состояния, при этом вполне объяснимого её собственным глупым поведением. Вошла без стука, что-то себе придумала, закатила истерику… Но нет! Нет, она помнит, что старик напал на неё. Бил, бросил на пол и бил! Но почему? Зачем?!
Она не замечала, что снова плачет. Не помня себя, сидела, трясясь, в темнеющей комнате в одиночестве, испытывая безысходный ужас, больше всего от того, что и события вчерашнего вечера, и ночь, и весь сегодняшний день будто на глазах стирались из памяти.
Роман