Долгая прогулка. Стивен Кинг
или филе из телятины, живешь в лачуге или в особняке, когда ты умрешь, все кончится и тебя положат в холодильную камеру в морге, как Зака или Эвинга, вот и все. Я хочу только сказать, что лучше получать время от времени, понемногу. Когда человек получает понемногу, он гораздо счастливее.
– Какой красивый словесный понос, – вмешался Макврайс.
– Разве? – закричал Гаррати. – А ты-то какие планы строишь?
– Ну, сегодня сфера моих интересов здорово изменилась, это верно…
– Еще бы она не изменилась, – проворчал Гаррати. – Разница только в том, что сейчас мы все на грани смерти.
Наступило молчание. Харкнесс снял очки и принялся их протирать. Олсон заметно побледнел. Гаррати пожалел о своих словах: он зашел слишком далеко.
Сзади кто-то явственно произнес:
– Слушайте, слушайте!
Гаррати обернулся, уверенный, что это сказал Стеббинс, хотя он еще ни разу не слышал голоса Стеббинса. Но Стеббинс шел, как и раньше, глядя себе под ноги.
– Кажется, я чересчур увлекся, – пробормотал Гаррати; он понимал, однако, что по-настоящему увлекся не он. По-настоящему увлекся Зак. – Кто хочет печенья?
Он раздал печенье товарищам. Случилось это ровно в пять часов. Солнце, наполовину опустившись, как будто зависло над горизонтом. Наверное, прекратилось вращение Земли. Трое или четверо самых рьяных ходоков, ушедших вперед от пелетона, сбавили скорость и шли теперь меньше чем в пятидесяти ярдах впереди основной группы.
Гаррати чудилось, что дорога проложена вдоль нескончаемого подъема и идти под гору им теперь вообще не суждено. Он подумал, что если бы это было правдой, то им в конце концов пришлось бы дышать через кислородные маски. Вдруг он наступил на валяющийся на дороге пояс с карманами для концентратов. Он с удивлением огляделся. Это пояс Олсона. Ладони Олсона как раз шарили по животу. На его лице было написано мрачное изумление.
– Я уронил его, – объяснил Олсон. – Хотел взять поесть и выронил его. – Он засмеялся, словно желая показать, какая же глупая штука с ним приключилась. Смех тут же резко оборвался. – Я хочу есть, – сказал Олсон.
Никто не ответил. К этому времени все уже прошли мимо пояса, и никто не имел возможности подобрать его. Гаррати оглянулся и увидел, что пояс Олсона лежит как раз поперек белой линии.
– Я хочу есть, – терпеливо повторил Олсон.
Главному нравится видеть крутых ребят; кажется, так сказал Олсон, когда вернулся к ним, получив свой номер? Сейчас он уже не назвал бы Олсона крутым парнем. Гаррати исследовал карманы собственного пояса. У него осталось три тюбика концентратов, крекеры и кусок сыра. Правда, сыр довольно грязный.
– Держи, – сказал он и протянул Олсону сыр.
Не сказав ни слова, Олсон съел сыр.
– Мушкетер, – сказал Макврайс все с той же кривой улыбкой.
К половине шестого уже достаточно стемнело; в воздухе висела дымка. Первые светлячки носились туда-сюда. Молочно-белый туман клубился в низинах. Впереди кто-то поинтересовался:
– А что будет, если туман сгустится