Частные случаи ненависти и любви. Виктория Черножукова
3
Даугавпилс, как и предрекала Инта, архитектурным величием не поражал. Пока поезд катил мимо кладбищенского лесочка, еще оставалась надежда, но сосны сменились бетонными пятиэтажками, кубиками супермаркетов, затем хаосом железнодорожной промзоны с ржавыми вагонами и кирпичными пакгаузами, а после возник и провинциальный вокзал – советское ретро.
Лиза вытянула дорожную сумку из-под сиденья, пристроила на плече и направилась к выходу. «Лучше раз увидеть, чем сто раз услышать. // Вот он – уездный город N!» – вспомнились ей строчки песни из родительского плейлиста: все детство – то Майк, то Хвост…
Она прошла насквозь здание вокзала, спустилась вниз по широкой лестнице, пересекла дорогу и оказалась в устье пешеходной улицы, замощенной красной плиткой. Улица начиналась с уступчатых фонтанов по обеим сторонам, дальше выстроились невысокие симпатичные домики, некоторые даже с претензией на архитектуру. «“Ригас”, – прочитала девушка. – Чего Инта так взъелась? Здесь довольно мило… Даже фонтаны есть».
Вокруг было тихо, солнечно и безлюдно. Даже по прибалтийским меркам Даугавпилс выглядел пустынным. Лиза непроизвольно пошла медленнее, приноравливаясь к неспешному дыханию города.
Справа, между католическим собором и торговым центром, открылась площадь. А сразу за центром торчал стеклянный серо-голубой параллелепипед гостиницы «Латгола», увенчанный электронными часами.
«Тринадцать двадцать пять», – машинально отметила она.
На заселение ушло не больше получаса. Лиза быстро приняла душ, позволила себе кофе с головокружительным десертом в соседней кондитерской и почувствовала себя совершенно готовой к историческим открытиям.
За гостиницей, если идти по Ригас в сторону Даугавы, оказался парк с фонтаном, скамейками вокруг и медным джентльменом в полный рост. Статуя выглядела ужасно мило: никаких монументальных постаментов – так, вышел человек с собачкой прогуляться. Памятник городскому голове Динабурга. Лиза быстро сделала пару фотографий – для сторис – и двинула по навигатору дальше.
В глубине парка виднелась какая-то серая гранитная геометрия явно советского происхождения. «Ничего себе! Прямо социалистический заповедник! Не только “Советским воинам-освободителям слава”, но и венки с лентами и Вечный огонь! А дед говорил, что их все еще в девяностые погасили…»
Городской краеведческий музей, который Лиза наметила посетить, занимал небольшой серо-розовый двухэтажный особняк с балконом. У входа в лучших традициях чернели чугунные львы, а внутри сидела седая корпулентная дама – с брошью и в очках, – настоящая хранительница музея. И геральдические звери, и благообразная служащая умилили Елизавету. Она по-американски улыбнулась, представилась студенткой исторического факультета (вуз на всякий случай уточнять не стала) и, не теряя времени, спросила про Герберта Мелдериса.
Вопрос застал даму врасплох. Ее брови вздернулись, затем стекли к переносице: