Частные случаи ненависти и любви. Виктория Черножукова
Советы не способны придумать что-то более убедительное? – Мелдерис вглядывался в лица соседей, которые, казалось, верили, согласно кивали, надеясь на чудо. – Что за бараны! Разве они не понимают, что их обманывают, что дисциплина и порядок у немцев в крови? Пьяные – в бой?! Скорее это большевистские свиньи не могут сражаться без водки!»
Герберту было совершенно не жалко этих обывателей. Они заслуживали любой участи, потому что потеряли способность здраво мыслить и действовать. Они хотели верить вранью, льющемуся из черной радиоворонки, хотели быть обманутыми. Ну что ж, им же хуже.
В субботу, 28 июня, с самого утра во всем городе перекрыли движение. На улицах попадались случайные прохожие, но в основном рижане старались не высовываться, сидели по домам. То и дело раздавались выстрелы, пулеметные очереди. После обеда по радиоточкам неожиданно передали приказ всем явиться на рабочие места. Конечно, Мелдерис никуда не пошел. Только глупец мог откликнуться на приказ агонизирующей власти, а он глупцом не был.
Миновал еще день. Вечером 29-го прогремели взрывы, такие мощные, что их можно было принять за землетрясение: на воздух взлетели склад боеприпасов в Межапарке и бензина в Милгрависе; ближе к ночи были подорваны все мосты через Даугаву. После этого фейерверка, утром в понедельник, советские войска ушли окончательно, сдав правобережную часть города. Рига освободилась от власти красных.
Самое удивительное, что в эту первую неделю войны городские телефоны работали без перебоев: можно было звонить даже через линию фронта. Мелдерис связался с Вилисом, старым приятелем, который жил в Пардаугаве. Рассказу Вилиса он доверял больше, чем радиосводкам.
– Ходил смотреть поле боя. Да, вот только вернулся… Пробирался по Виенибас-гатве, мимо Баускас и кладбища Мартиня – до набережной. Прошел мимо взорванных мостов, понтонного и железнодорожного, до Валгума. У понтонного моста видел, как на правом берегу немцы тащили пушку. Со стороны железки. Несколько раз пальнули через Даугаву в сторону Ильгюциемса и аэродрома Спилве. Там еще оставались красноармейцы… Обратно шел на площадь Узварас мимо товарной станции Торнякалнса. Повсюду трупы русских, мертвые лошади, разбитые машины, повозки. Оружие брошено… Можно было целый арсенал набрать, но решил не рисковать. Убитых немцев не видел. Посредине Баускас вкопана немецкая пушка – направлена через Виенибас-гатве на кладбище Мартиня. Там русские собирали убитых…
В последний день июня части 26-го корпуса вермахта форсировали Даугаву в районе Катлакална, и уже первого июля немцы вошли в Ригу. Герберт увидел, как из домов напротив выбегают люди – смеются, обнимаются. На некоторых зданиях появились трехполосные красно-белые флаги. Мелдерис ликовал! Его мечта стала реальностью. Весь последний год он надеялся, что над Ригой опять взовьется знамя Латвийской Республики – знамя, которому он присягал!
Люди кидали шапки, кричали «Lai dzīvo![5]». Вдали показался военный отряд. Немцы! Освободители! Мелдериса
Да здравствует!