Похождения светлой блудницы. Татьяна Чекасина
и обрывки фраз дают немного: не угадывает, как иностранец, плохо знающий язык. В очередной раз швырнув трубку, протиснув бедра, обтянутые брюками, к двери и лишив Пермякова ненадолго чувств, кроме одного, подростково взыгрывающего, убегает, бросив на ходу: «Покараулите?..» Ответ не нужен. «Конечно!» – облизывает губы шершавым языком. Уйти вместе с ней (но от неё)? Какой-то плен. Впереди или свобода, или гибель. Любовь выматывает. Он прямо в судороге, в опасно затянувшемся прыжке.
…Утро, а у парашютиста ненормальное давление. Врач удивлена: пил накануне? Разгадывал тайну одного любимого лица (оно непроницаемое). Врёт, ну, да, пил, и его отстраняют от тренировки. И он едет в редакцию, словно работает там, а не в отряде, который вылетает на пожар.
Ирина, как обычно… Вдруг телефон, кто-то не по работе. Она так общается время от времени, но кратко, эмоций ноль. А тут волнение. Недомолвки, намёки… Да, у неё беда! Ей необходима опора. И это он, крепкий, небольшого роста. В отряде иногда окликают: «Эй, Пермяков маленький!» У них и Пермяков длинный (прыжков меньше в два раза). «Маленький, да удаленький» – говорит добрая мама.
Он как бы рухнул в открытый проём:
– Ирина!
Её ресницы удивлённо вверх: не первый день он тут, молча.
– Ты расстроена? – громко, будто между ними не два стола, а река, бурная и глубокая.
Если б он мог читать мысли… «Во, болван! Надоело».
– Наверное, горе у тебя, Ирочка… – «тыкает», уменьшает имя (от неё холодное «вы»).
Понизу его щёки темны от щетины. Вверху, как спелый абрикос. Здоровый цвет, но от волнения диковатый.
– Вы не хотите прийти ко мне домой?
Он бледнеет, вмиг теряя абрикосовость. И – ухмылка (не иначе – победителя) из крепких губ.
…Эти крепкие губы, вроде, способны на сжатие. Бывают и мягкие люди, имеющие волевые профессии, но такие они дома, демонстрируя награды и фотографии. Этот и на стерне, где она давила кедами дымные грибы-дождевики, а в небе гудел работавший на тренировке, с виду военный вертолёт, выглядел каким-то… маленьким.
– Приходите к концу дня.
Кивок. Поблагодарить не даёт горловая спазма. Ноги – на выход. Ноги робота. И весь робот, механизм, а программное управление в её руках.
Явился с точностью также механической. Она закрывает кабинет, в коридоре:
– Чао!
– Дежуришь по номеру?
– Нет, завтра!
– Привет родителям…
«У нее дома родители! Решила показать как жениха. А чем я ей не пара?» Но вот идут они улицей до её дома, и он всё больше не рад каким-то родителям.
В однокомнатной квартире никого. Да он и сам так говорил: «Привет родителям», но это не факт, что они есть. Хорошо, ни матери, ни отца…
На стенах книги, в углу тахта. У окна стол, на нём офисные предметы.
Телефон.
– Зале-зай! – а ему: – Кофе сделаю.
…В тот день, когда они впервые стояли друг напротив друга, а над полем парили парашютисты – цветы, брошенные с неба, он углядел в её непередаваемой улыбке и любовь, и доброту… А вопросы,