Степной принц. Книга 2. Аксиома Шекспира. Лидия Бормотова
Может, увидишь то, что мне не под силу. Стар я стал, глаза подводят, – при этом жалобно покачал головой и хитро прищурился.
А Баюр опять вспомнил Тюлеша. Однако виду не показал, что усомнился в немощи старика. Приложив руку к груди в знак признательности за доверие, опустился на колени. Киргизы-помощники сразу выдвинули перед ним баранью лопатку. Она ещё испускала дымки после обжига на углях. И не только по краям, но и в трещинки, образовавшиеся по линиям, испещрившим кость. Эти белёсые линии казались сетью паутинок. По ним-то обычно и предсказывали. Сам Баюр ни разу не сподобился прогнозировать грядущее подобным образом, но его всегдашнее любопытство по разным поводам скопило разрозненные коллекции из области «хошь верь – хошь не верь» или пуще того – плевания через левое плечо в глазливое око нечистому. Посему знал, что светлые полоски – это хорошо, а чёрные, обгорелые указывают на беду, продольные – благополучие, удача, счастье, поперечные – наоборот. Если же прокалённая кость не просто треснет, а раскрошится – смерть. Он напустил на себя глубокомыслие, сосредоточенно нахмурился, вглядываясь в подсунутую кость и заранее перетасовывая в голове приличествующие случаю пророчества, так чтобы не удаляться от утвердившихся канонов и чтобы его не заподозрили в мошенничестве. Линии-то были, куда ж им деваться, но сочившиеся в трещинки дымки мешали глазу, они то свивались, то ложились слоями – где толще, где жиже, где темнее, где светлее. Словно кисть живописца накладывала на полотно тени, чтобы сделать предмет изображения выпуклым, как в реальности, узнаваемым. Сдувать дым или отмахивать его ладонью Баюр не рискнул. Вдруг это духи предков, арвахи, откликнувшиеся на призыв. Прогнать их – святотатство, как бы за это самого не побили. Однако «волшебный» джаду здесь уважали, как он успел убедиться, и потому вытащил свой камень жизни, спрятав его в кулаке, кругами разогнал им дымные завихрения. И вдруг…
…вдруг ясно увидел лицо, чуть колеблемое в сизом тумане. Он его узнал, хоть и видел всего один раз. Тогда волхв был столь напряжён и полон решимости мгновенно отреагировать на изменившуюся мимику, спасая Чокана, что запомнил его до мельчайших подробностей.
– Садык, – потрясение угадывалось не только в осипшем шёпоте прорицателя, напрочь забывшего о линиях и пророчествах, но и в синих глазах, недоумённо вскинутых на старика.
Бахши и оба киргиза, всё это время глядевшие на схирчи7 не мигая, с раскрытыми ртами, вздрогнули, что лучше всяких признаний свидетельствовало о знакомстве с этим именем. А может, не только именем, но и его обладателем.
Старик опомнился первым и рванулся к лопатке взглянуть собственными глазами, чуть не врезавшись головой (не своей, а чучельной, филинской) в лоб предсказателя, которого спасла молниеносная реакция, и он отшатнулся. Увидел ли бахши то, что предстало перед волхвом, или дымная пелена сразу слизала изображение? Наверное, всё-таки успел
Схирчи – колдун.