Страсти по Михееву. Александр Бунин
на общепринятые огрехи, не желая обидеть или прослыть нудным, хотя этим своим молчанием подпитываешь их не всегда положительные стремления.
Но от них ты испытываешь радость. И от женского изящества, и от мужской широкоплечести, и от некоторых суждений. И они искренне рады, что ты больше не злоупотребляешь спиртосодержащими растворами и повесил стакан на гвоздь, преодолевая вожделение через отвращение.
Увлечение напитками никогда особой проблемой для тебя не было, но норму Мастера ты, конечно, выполнил, пройдя путь от резкого отрицания всякого алкоголя до нежной дружбы с ним. И с огромным личным глобусом, набитым желанным зельем. Ты не был апологетом минимализма, зубря пошлое «чин-чин». За первый месяц практики ты научился выговаривать только «чин», но уже к исходу второго освоил всю фразу полностью.
Теперь ты исследователь метафизики пьянства. Минули те благодатные времена, когда ты не знал, где проснёшься и мог выпить девять сантиметров водки зараз, не дерзя продовольственным сопровождением. И честно заработанный цирроз отечественной марки не позволит тебе умереть от какой-то там импортной заразы сомнительного происхождения. Это было бы стыдно, особенно тебе, вековечному поборнику всесоюзного движения «Пьянство против наркотиков», зачекинившемуся в Таганском районном вытрезвителе. Твоя любовь к алкоголю – это болезнь замороженных чувств. Из-за этой страстной любви ты выпил море, осложняя себе существование и сквозь похмелье прислушиваясь к жизни. В общем, не растрачивал себя по пустякам. Пьянство – великая традиция русского народа, йога наших широт. На вид ты весел, а выпить хочется.
Ты помнишь всю узкоспециальную терминологию прошлого времени. «Пугни портвейном!», «Становь миску!», «Сделай водку как была!», «Не сыпь с катетом!». И главную из градаций алкогольного опьянения – «в умат», когда твои движения на секунду становятся филигранно точны, ты, едва дыша, ставишь иглу на пластинку, потом, исполнив долг, расслабляешься и падаешь, опрокидывая стол с угощениями. Ты помнишь как пиво в «Пльзене» становилось всё менее и менее чешским. Ты помнишь как твой славный друг-химик, находясь на далёкой практике, пропил с заезжими комсомольцами казённую клеёнчатую таблицу Менделеева размером 3×4, все запасы реактивов и местное колесо обозрения. Ты ещё пил в шумно скользящих трамваях-ресторанах, приставая к прохожим дружелюбными словами сквозь открытое окно.
Ты один из немногих людей в России, кто ни разу не посетил Макдоналдс и не подверг себя ни единому сэлфи. Поэтому размеры твоего аппетита и подробности твоих деяний будут скрыты от недоброй общественности. И хотя пьяницам свойственна искренность, ты никому не расскажешь, как однажды, употребив ёмкую театральную флягу досуха, вышел с цветами на сцену и встретил там обречённую петь Мирей Матье (в Москве кого только не встретишь). Девушка в обмен на букет привычно подставила дежурную щёку, как икону, но ты, по-хозяйски преодолев лёгкое сопротивление, мягко обнял её и хорошенько поцеловал