Страсти по Михееву. Александр Бунин
И среди них есть даже непьющие. Что удивительно.
И вообще ты сносно расположился в свои шестьдесят девять. «Домик в лесу, кухарка приличная». Твой жизненный путь благополучен. Тебе хорошо под семьдесят и тебе хорошо. Загадочно и хорошо. Пахнет хлебом насущным. В голове происходит течение мыслей и фактов. И ты всё знаешь заранее, хотя и не утратил способности удивляться, отложив в сторонку духовную старость. Ты живёшь как бы по второму кругу, но без сладких ошибок и внезапных открытий.
Тебе уже многое можно. Ты уже во многом вне подозрений. Как напарница Цезаря. Ты человек высокой культуры отказа и уже не рвёшь тесный ворот, доказывая очевидное. Ты по-доброму равнодушен и на бестактные вопросы даёшь бестактные ответы. Твои «да» и «нет» искренни.
Но возраст, конечно, для тебя нов. Как если бы после многих иностранных машин ты вдруг купил родную отечественную: долго удивляешься её неодинаковости и существенными отличиями от предшественниц. А она просто другая. То есть принцип действия тот же, но другая.
Кой-какой след в природе ты оставил. Не только даты пребывания на планете через скорбную чёрточку. Твоя жизнь, как, впрочем, и любая другая, – это цепочка принятия решений, совокупность действий. Цепочка своими зигзагами напоминает о том, какими правильными и приятными были ошибки молодости и что неудачи определяли твою судьбу в гораздо большей степени, чем удачи (на самом деле ошибок нет; есть то, что ты делаешь и то, чего ты не делаешь). В профессии ты достиг положенных тебе природой вершин и прекратил поиски дальнейшего прекрасного.
И теперь ты, как интеллигент широко профиля, позволяешь себе непозволительное – смотреть правде в глаза. Правда вполне терпима, хоть и режет чего ей там положено резать.
При звуках марша «Прощание славянки» тебе уже не хочется совершить геройский поступок и перевернуть мир, не имея точки опоры. Ты понимаешь, что храбрецом быть уже утомительно и риск в твои годы превышает вероятный выигрыш. Так ты используешь сомнительные преимущества своего возраста. Выйдя за околицу, несёшь околесицу. Люди говорят тебе что-то вслед, но лишь из вежливости, и для того, чтобы самим стало легче.
В свои шестьдесят девять ты всё о себе уже знаешь и тебя невозможно обидеть, а можно только развеселить. Многие вещи воспринимаешь спокойно, они больше не управляют тобой. И погода стала как-то радовать. Будь ты попроще, ты бы восторгался. Но повзрослеть так и не удалось. Ты так и не научился выкраивать значительное лицо во время громкого командного голоса и говорить целомудренные вещи. Тебе по-прежнему всё смешно и никто не дождётся от тебя подробной исповеди у заплаканного дождём окна, хотя материшься ты весьма бегло. Не все дураки, кто дурачится.
Тебе удалось сохранить лёгкость характера: достаточно пожить с тобой неделю, чтобы понять, как выглядит истинное зло. Особенно сладостны в этом отношении утренние часы, когда «заряд бодрости на весь день» даже не просматривается. Потом вселенная