Секрет королевы. Мелисса де ла Круз
безопасности, сударыня.
– Что ж, сейчас я просто-напросто собираюсь написать письмо моей матушке, как делаю каждую неделю. Если никто из вас не добавил яду в эти чернила, то я не вижу, как это может угрожать моей безопасности.
– Разумеется. Просто после того… инцидента я боюсь. – Леди Маргарита смотрит на меня. – Я говорю о вашей последней поездке вместе с королем. Я вижу, что не все ваши подданные поддерживают вас, как должно. Мне бы не хотелось, чтобы ваше письмо попало… так сказать, в руки врагов.
– Этим врагам, кем бы они ни были, было бы очень скучно читать это письмо, – говорю я. – Письмо дочери, адресованное своей матери, в котором никаким боком не затрагиваются государственные дела или вообще что-нибудь важное. В отличие, как я полагаю, от того послания, которое было доставлено нынче утром и немедля отнесено его величеству.
– Ваше величество. – Она, пятясь, выходит из комнаты, едва не наступив на подол своего платья. Я жду, когда за нею захлопнется массивная дверь, затем опять поворачиваюсь к столу и лежащему на нем чистому листку.
Я не могу написать ни слова. Внутри у меня все кипит. Я королева этой страны, но все важные письма читает один Хансен. Если что-то происходит в Ставине, мы это должны обсуждать. И теперь я даже не могу написать письмо без допросов со стороны моих фрейлин относительно его адресата. Что леди Маргарита воображает себе – что я собираюсь написать любовное письмо Главному Ассасину? Кто они такие – эти самые «враги», которые будто бы намерены перехватить мое письмо матушке?
Может быть, она знает больше, чем говорит? Может быть, я зря не принимаю всерьез тех, кто в Монтрисе выступает против меня? Надо писать осторожно. Тщательно подбирая слова и помня, что все, что я напишу моей матушке, может быть перехвачено и прочитано – и истолковано против меня.
Это так досадно. Я пишу моей матушке каждую неделю в один и тот же день, но сейчас я чувствую, что не могу написать ни единого слова. Однако матушка будет ожидать весточки от меня, так что мешкать я не могу. Гонцу будет нелегко добраться до нее, ведь в Реновии полным-полно глубоких лощин, вересковых пустошей, окутанных туманом, и сырых оврагов. Даже опытные путешественники порой теряются и блуждают в этих занимающих многие и многие мили густых зарослях и березовых лесах.
Я окунаю перо в черные чернила и начинаю писать – собственно говоря, в моем письме не будет ничего, кроме пустой болтовни. Даже если бы я не опасалась, что мое письмо перехватят, я бы все равно не захотела рассказать матушке о той моей поездке с Хансеном, когда монтрисианцы выразили мне свою неприязнь. Я бы не стала сообщать ей, что жители той деревни кричали мне: «Фу-у!» – и смотрели на меня с ужасом и отвращением, как будто я злая ведьма. Не стану я и поверять бумаге историю о сиреневом льде в Стуре – много чести. Вряд ли это правда, а если это действительно так, это говорит о том, что была использована черная магия, а не о том, что к этому злодеянию причастна я. Если это письмо будет перехвачено или оно попадет не в те руки, ничто в нем не должно свидетельствовать о том, что