Ультиматум предателя. Андрей Дышев
претензии ко мне иссякли.
– Вставай! – приказал он, взмахнув пистолетом. – Будешь теперь падать в другом месте.
Он вывел меня в коридор и плотно прикрыл за собой дверь. Мне показалось, что он сам толком не знает, куда меня вести и где пристроить.
– Куда идти? – уточнил я.
– Прямо дуй! – неопределенно ответил Фобос.
Прямо передо мной было две двери. Одна вела в кают-компанию, а другая – тяжелая, металлическая, с мощным запорным рычагом – вниз, в машинное отделение. Разумеется, Фобос намеревался отвести меня в кают-компанию, а оттуда на палубу. Но тут вдруг меня озарила идея. Без каких-либо колебаний, словно приказ Фобоса я понял так и никак иначе, я подошел к двери в машинное отделение и взялся за ручку.
– Э-э, куда тебя понесло? – заворчал Фобос и уже хотел было садануть меня пистолетом между лопаток, но, наверное, подумал: «А почему бы и нет?», и даже обрадовался: за железной дверью и в глухом трюме я буду как в тюремной камере.
Я открыл дверь. Тусклая лампочка скупо освещала крутую лестницу. Снизу тянуло крепким запахом смазки и соляры. Ступени отзывались под нашими ногами протяжным гулом. Фобос следовал за мной до самого трюма. Мы оказались в узкой, сумрачной коробке с низким потолком, плотно забитой трубами, шестернями, приводами и кранами. Приказав мне встать лицом к силовому агрегату, он обошел отделение, проверяя его на тот случай, если вдруг мне взбредет в голову какая-нибудь недобрая идея. Никаких предметов, которые можно было бы использовать в качестве оружия, он не нашел. Кингстонов, которые я мог бы открыть, чтобы затопить яхту, тоже не было. Похлопав по силовому агрегату ладонью и тотчас вымазавшись в черной смазке, Фобос одарил меня тяжелым взглядом, затолкал пистолет за пояс и сказал:
– Живи пока. Живи и вспоминай, кто и куда тебя снарядил. Не вспомнишь – останешься здесь.
Грохоча ботинками, он поднялся наверх. Дверь захлопнулась с грохотом пушечного выстрела. Я не поленился подняться и проверить, надежно ли Фобос запер дверь. Надежнее не бывает. Вернувшись, я обошел отделение, заглядывая во все щели. Предательская мыслишка вспыхнула в сознании: умный ли поступок я совершил, когда сам выбрал для заточения этот железный карцер? Что двигало мною? Смутное желание найти среди врагов союзника, даже ценой собственной свободы? Неужели степень моего отчаяния достигла столь пронзительной высоты?
– Эй! – тихо позвал я. – Ты где?
Тишина. Я нечаянно ударился головой о какую-то трубу и, потирая ушибленный лоб, опустился на железный ящик, из которого во все стороны тянулись провода. Под ногой что-то звякнуло. Я поднял жирный от смазки гаечный ключ. Посмотрел по сторонам в поисках гайки, которую можно было бы отвинтить, но не нашел, и уже почти без всякой надежды постучал ключом по трубе: три одиночных, три парных и снова три одиночных. И тотчас отозвался невидимый, как дух, бессловесный, как рыба, молящий о помощи интеллект. Он рядом. Он стучал так близко, что я чувствовал слабую дрожь, пробегающую по железному полу отделения.
Я вскочил на ноги,