Ультиматум предателя. Андрей Дышев
сколько времени.
Он выполз из своей тюрьмы, даже скорее вывалился из нее, гулко ударившись о пол локтями, жадно вздохнул, причмокнул сухими губами и простонал:
– Пить! Дай пить!
Это было его самое сильное желание, подавившее собой все остальные. Я, чувствуя вину и бессилие, схватил его под руки и выволок на середину отделения, ближе к свету. Здесь я рассмотрел несчастного. Это был худой молодой человек с темным от щетины лицом, заостренными скулами и большими ввалившимися глазами. Его руки, которыми он хватался за трубы, напоминали засохшие ветви дерева – черные, жилистые, с распухшими суставами. На нем была какая-то серая роба, что-то вроде той, какие продаются в магазине «Спецодежда» для мотористов или истопников.
– Ты здесь один? – прошептал он, хватаясь за меня так сильно, что я чувствовал боль, и крутил головой по сторонам, тараща испуганные глаза. – Здесь где-то должна быть вода… Тсссс! Кажется, кто-то идет…
Он закрывал мне дрожащей, липкой ладонью рот, прислушивался, содрогаясь изможденным телом, а потом ходил на четвереньках кругами вокруг агрегата, проверяя пустые канистры и банки, которые попадались ему на пути. Он даже не пытался встать на ноги, на четвереньках ему было привычнее и удобнее. Где-то в углу он нашел погнутое ведерце, сделанное из большой консервной банки, понюхал, приподнял и стал жадно пить. Вода выливалась изо рта, грязными струями стекала по щекам, шее. Острый кадык ритмично двигался под сухой, как пергамент, кожей. Он стонал, мычал и дышал тяжело и шумно.
– Я подыхал там от жажды, – прошептал он, оторвавшись от ведра и задыхаясь. – Мне пришлось пить мочу… Подонки, подонки…
Он снова прильнул к ведру, и пил уже медленно. Я смотрел на него с той предельной жалостью, которая граничит с брезгливостью. Вот же натерпелся, бедолага! Сколько он просидел в этой конуре без света, без воды, в скрюченном положении? Я надеялся найти союзника, с которым можно было бы бежать с яхты. Но этот доходяга вряд ли чем поможет мне. Он для меня скорее обуза.
– А ты как здесь? – прошептал он, снова отрываясь от ведра, но не выпуская его из рук. – Я слышал твой голос и молился на него. Тебя сюда посадили?.. Слушай, а у тебя пожрать ничего нет?
– Как тебя зовут? – спросил я.
– Игнат… Только говори тише. Если меня увидят – мне конец… Покурить бы, покурить бы…
– Вот что, Игнат, рассказывай, что здесь произошло, а потом будет думать, как нам быть.
– Хорошо… Сейчас… Дай немного в себя прийти…
Он замолчал, вскинул вверх палец, призывая меня к тишине. Некоторое время мы сидели неподвижно, затаив дыхание, и слушали чьи-то шаги по палубе.
– Если вдруг откроется дверь, – волнуясь, проговорил Игнат, – я спрячусь там же, где был, и закроюсь. Только ты меня не выдавай, ладно? Не выдашь?
Он повернул голову и в упор посмотрел на меня безумными глазами, в которых не было ни толики иронии.
– Не выдам, – пообещал я и едва не закашлялся. Жалость к этому несчастному человеку душила меня. Он хотел милосердия и сострадания, он был так