Темная сторона сексуальной революции. Переосмысление эпохи эротической свободы. Луиза Перри
люди понимают, что просить у работника заняться сексом с боссом – совсем не то же самое, что просить его поработать сверхурочно или сварить кофе. В прошлом я неоднократно готовила кофе для моих работодателей, несмотря на то что приготовление кофе не входило в мои должностные обязанности, и я уверена, что большинство читателей сделали бы то же самое. И хотя иногда такая просьба может раздражать, ни один работник, который готовит кофе для своего босса, не будет опасаться того, что в результате он попадет в зависимость от наркотиков или алкоголя. Или того, что он забеременеет или заразится болезнью, вызывающей бесплодие. Или что он пострадает от посттравматического стрессового расстройства или другого психического заболевания. Что он навсегда станет неспособным иметь здоровые интимные отношения. Всем известно, что заниматься сексом – это не то же самое, что варить кофе, и, когда идеология сексуального расколдовывания требует, чтобы мы делали вид, что это не так, результатом может стать болезненная форма когнитивного диссонанса.
И этот диссонанс не может быть преодолен средствами, которые есть в арсенале либеральных феминисток. Например, в разгар MeToo Джессика Валенти из «Гардиан» писала о сексуальном насилии, которое по закону не считается изнасилованием: «Это правда, что женщины сыты по горло сексуальным насилием и домогательствами. Но верно и то, что в этой культуре “нормальным” считается сексуальное поведение, которое часто является вредным для женщин, и мы также хотим положить этому конец»[29]. Однако антология либерально-феминистских эссе на тему MeToo, подготовленная Валенти и опубликованная в 2020 году, демонстрирует неспособность либерального феминизма должным образом работать с поставленной проблемой[30]. Все авторы сборника хотят, чтобы сексуальное насилие прекратилось, и это можно только приветствовать. Но в то же время они проявляют нерешительность в вопросе использования государственной власти для ареста насильников и их заключения в тюрьму. Также они отказываются требовать от женщин изменить свое поведение, чтобы предотвратить встречу с опасными мужчинами – даже упоминание этой возможности рассматривается ими как «перекладывание вины на жертву».
Вместо того чтобы предложить альтернативы – может быть, сойдет самосуд? – авторы вообще избегают работы со сложными вопросами, ограничиваясь беззубыми идеями вроде помощи мужчинам в преодолении «неуверенности в своей мужественности» (Тахир Дакетт) или создания общественных пространств, в которых преступники могут найти «исцеление и справедливость» (Сара Дир и Бонни Клермонт). Авторы вроде активистки Андреа Линн Пино-Сильвы пишут о необходимости «всерьез говорить о прекращении сексуального насилия», но не предлагают ничего более конкретного, чем образовательные воркшопы в университетских кампусах, которые, помимо других их заслуг, «прославляют квирность и расширяют ее права и возможности». Пино-Сильва полагает, что такие воркшопы не сработают, если
29
Jessica Valenti, ‘#MeToo is about more than stopping rape’, январь 2018, www.theguardian.com/commentisfree/2018/jan/31/me-too-we-demand-more-jessica-valenti.
30
Jessica Valenti and Jaclyn Friedman, Believe Me: How Trusting Women Can Change the World. New York: Basic Books.