Я ждал тебя…. Анна Пушкарева
зубов, – да еще и ни гроша за душой впридачу. Одним словом, девушки на такого, как Антон, не смотрели. Да и он, лишенный всяческого опыта общения с ними, понятия не имел, что это за существа, какой нужен к ним подход. Да и мог ли он, одноглазый, с корявой рукой, кому-то действительно понравиться?
Честно сказать, со временем Антон настолько сжился со своим одиночеством, что появление какой-то девушки в его жизни причинило бы ему, наверное, физические страдания. Так бывает: когда очень привыкаешь к чему-нибудь, даже плохому, лишение этого сродни тому, как если бы у тебя вырвали что-то с венами, с мясом.
С этими мыслями Антон шагнул из дождя в дверной проем общего входа. Он не любил им пользоваться, предпочитая запасные входы, тем более что у него были ключи от всех здешних дверей. Антону казалось, что это какая-то привилегия, которая на него не распространяется, – пользоваться парадным входом, – и что своим присутствием здесь он только вызывает всеобщее недовольство.
Антон быстро снял с себя мокрый плащ и стряхнул капли наружу; поспешил закрыть дверь, чтобы не выхолаживать помещение. Иначе директриса будет недовольна. Правила, которые она установила здесь, должны были выполняться неукоснительно, даже если порой они смахивали на режим в исправительной колонии. Ну а что поделаешь, – она ведь старается, чтобы всем было хорошо.
Опять дождь, нескончаемый дождь, – небо уже должно было выплакать себе все глаза! Антон продрог, он переобулся в сухую обувь и повел ноздрями. По длинным коридорам детского дома разносились запахи из столовой. Было только время завтрака, но Антон знал, что на кухне уже начали готовить обед, и повсюду разносился кисловатый запах щей и тушеной капусты. Капуста вообще была излюбленным блюдом в здешнем меню, – сколько Антон помнил себя, он помнил и этот запах. Не очень здорово было завтракать кашей и вдыхать этот невыветриваемый запах обеденной капусты, – но Антон ничего не мог с этим поделать: он приходил позже, когда уже большинство детей поело, чтобы избавить себя от их нападок.
Антон направился к раздаче, в окошке мелькали какие-то силуэты, но, когда он подошел, на месте никого не оказалось. Антон взял два последних куска хлеба; ему хотелось больше, но попросить еще он стеснялся. Ответ он знал наперед: уже все поели, а мы выдали всю норму. Антон чувствовал, что здесь царит какое-то смешливо-пренебрежительное отношение к нему, – и старался лишний раз не привлекать к себе внимания. Знал он и то, кто задавал тон в этом склочном обществе кухарок, и искренне не понимал, за что она его так не любит.
Ее звали Тамара, и отчего-то именно она сейчас появилась в окошке раздачи, состроив на лице выражение великого одолжения. Тяжело вздохнув, она налила ему компота, похоже, нарочно, расплескав его на стенки стакана. Когда Антон получил стакан в свои руки, он был неприятно липкий. Тем временем Тамара взяла большой черпак, наполнила его кашей