Великая война и деколонизация Российской империи. Джошуа Санборн
были на удивление эффективны [Burbank and Cooper 2010: 193]. Во второй половине XIX века, однако, эти традиционные основы правления сотрясались в равной степени извне и изнутри. Среди элиты Российской империи в XIX веке усиливались националистические настроения, и с каждым прошедшим годом все громче становились призывы к тому, чтобы империя открыто провозгласила свою русскую природу, создала «Россию для русских» и «двинулась в сторону единства как нового государственного принципа» [Burbank and von Hagen 2007: 17].
И опять-таки эпоха Великой реформы, то есть отмены крепостного права, стала поворотной точкой. Восстание в Польше 1863 года явилось наиболее значительным катализатором перемен, поскольку именно оно убедило царя и его советников, что кооптация польской элиты невозможна. Польская шляхта никогда бы не подчинилась российскому правлению. Когда военные одержали верх, государство стало прилагать систематические усилия по истреблению высших классов – основы польского национализма. Казнив 400 лидеров восстания, царь Александр II отправил в ссылку более 20 000 дворян и конфисковал около 3500 принадлежавших им поместий. Русские чиновники управляли польскими университетами. Даже название «Польша» было заменено эвфемизмом «Привислинский край» [Kappeler 2001: 253]. Это было еще если и не русификацией, то, во всяком случае, сознательной деполонизацией культурной, экономической, социальной и политической элиты.
Восстание также вынудило государственных деятелей задуматься о том, как Великие реформы могут повлиять на имперскую власть. Что важнее всего, меры, предпринятые для улучшения образования и ослабления цензуры книг и периодических изданий, принудили русских империалистов напрямую обратиться к политическим аспектам языковых вопросов. Ответ, поиски которого беспорядочно и непоследовательно длились в течение 20 лет, состоял в том, чтобы принять на вооружение программу культурной русификации. Русификация вышла далеко за пределы Польши. Летом 1863 года правительство запретило книги, написанные на украинском языке. Министерство внутренних дел настаивало на том, что такого языка не существует и что обычные крестьяне в этом регионе – это русские, которые говорят на русском языке, просто на них в языковом смысле повлияли их соседи-поляки. В это время также развернулась широкая кампания по обращению католиков в православие, в результате чего почти 60 000 белорусских католиков были вынуждены принять новую веру. Эти репрессивные меры продолжились (а на самом деле усилились) в период царствования Александра III (1881— 1894), составив основу новой политики русификации. Александр III распространил эту политику на северные территории, где нападкам подверглись привилегии немецкого дворянства в балтийских провинциях. Государство впервые сделало русский языком обучения, а немецкий университет в Дерпте подвергся русификации 1893 году [Kappeler 2001: 258].
В определенных отношениях политика русификации увенчалась успехом. Усилия, направленные на то, что помешать националистически ориентированной интеллигенции