Все, что получает победитель. Дарья Симонова
пила кофе пополам со слезами, которые не вытирала, словно салфетка была уликой ее слабости, и думала: как же это похоже на Шурика – вот так вляпаться! В нем причудливо сочетались наивность и расчетливость. Корысть и великодушие. И никогда не знаешь, какая часть его натуры сработает в данный момент. Дина не спрашивала, но была уверена в том, что Шурик сам надеялся на роман с вероломной компаньонкой, и именно этим объяснялась острота обиды. Однако он будет это отрицать, и правды не узнаешь. А быть может, Дина не права, и зря она искала черную кошку там, где ее нет. Быть может, все потому, что у нее был давний разлад с мужской частью своего «Я». Эту версию она услышала в очень странном месте, как выразилась бы Алиса в Стране чудес, – в театре психодрамы, куда ее привел Шурик. Театром заправляла его подруга, и она, конечно, не могла быть рядовым офис-менеджером, с десяти до семи вкалывающим на работе. Действо показалось Дине муторным и непонятным. Разбирали чей-то глубинный конфликт, замешенный на семейных травмах детства, но она уже знала, что групповая терапия не для нее, и не слишком вникала. Но вот слова той самой подруги, простые и понятные, о том, что отношения с мужчинами у любой женщины зависят от того, насколько она принимает в себе «мужскую долю» своей личности… Пускай маленькую, но драгоценную, потому что она – от отца. А вот как раз против своего отца Дина бунтовала все детство и юность. И видимо, продолжала бунтовать против его терпкой доли в себе…
Хотя в ее случае бунт не означал отсутствие любви. Это как раз была любовь и, быть может, слишком сильная, акцентуированная… Отец, сам того не понимая, категорически не разрешал своей дочери становиться женщиной. Хотя это не выражалось в примитивной ревности к кавалерам и мужьям – как у других отцов. Он был умнее, глубже, изобретательнее… он был лучшим. Но именно это и мешало. Будь он дурным – агрессивным и примитивным, – дочь быстрее приспособилась бы к жестокому миру, в котором жила.
Дине запала в душу эта мысль, и она даже после этого так называемого психоспектакля благодарила подругу Шурика за инсайд. Отметив, кстати, что в ее театре на удивление много зрителей, которые по ходу действия становились участниками. «А, – махнула рукой… Валерия, кажется, так ее звали. – Так сегодня студенты психфака набежали! Это у них вместо семинара».
Вызвало симпатию, что эта театральная энтузиастка – трудяга без пафоса. Хотя чего греха таить – Дина смотрела на нее с покровительственной иронией. Как и на всех друзей Шурика, впрочем… И даже мысль об отношениях со своей мужской долей быстро перестала казаться оригинальной. Постепенно она так к ней привыкла, что присвоила эту версию себе. А потом… отец умер. «Очень вовремя», прямо как бабушка в той Шуриковой истории. И бремя вины за «своевременность» Дина немедленно возложила на себя, и оно заняло всю «мужскую долю» и женскую заодно. Ведь он ее воспитал один. Папа, который умер и освободил место, чтобы уберечь ее… кто знает, может быть, даже от тюрьмы. Судьба завершила