Преступное бездействие. А. И. Бойко
негодования в отношении тоталитарного государственного управления, как запоздалый счет прошлым заблуждениям и спесивости публичной власти.
Длительное господство объективных данных над сведениями о мятущейся душе и злой воле, медленное возвышение личного начала над ничем прежде не стесняемым государственным произволом привели к тому, что объективное обвинение отвергается с порога, а определение этому чудищу дано законодателем в стиле матерого второгодника. Сущность стиля – тавтология. Грош цена таким (объективное вменение есть не субъективное вменение) определениям в базарный день, ибо негативная дефиниция – вообще не дефиниция. Определение должно откликаться на существенные свойства предмета или явления, а не перечислять, чем они не являются.
Сегодня государство торжественно обещает своим гражданам, что невиновное причинение вреда не будет преследоваться. Это – замечательно. Плохо, что статья не завершается еще одной, третьей частью, балансирующей крайности: «Субъективное вменение, то есть ответственность за мысли и намерения, не допускается». Ведь с мысли пошлины не берут, или еще более древняя мудрость – cogitationis poenam nemo patitur (никто не подлежит наказанию за одни лишь мысли).
Истина, золотое правило, как всегда посередине[134]. В уголовном праве должно быть обеспечено единство объективного и субъективного вменения, оценка внешних данных о поступке при страхующем учете психических переживаний его автора. При этом первоначально учитываются, доказываются и оцениваются объективные данные (что сделано), и лишь во вторую очередь, но в обязательном порядке, идея субъективного вменения (кто и почему сделал)[135].
Это правило о первенстве объективного фактора легко доказывается теми соображениями, что деяние стандартизируется (а это – дело и предел права вообще) значительно легче души; что уголовная ответственность устанавливается за преступление, а не за вину вообще[136]; что требование долженствования опережает учет субъективных возможностей (ст. 26); что при назначении наказания характеристики общественно опасного деяния первичнее данных о личности преступника (ст. 60), и пр.[137]
Еще раз отследим логику правотворцев, если находить ее присутствующей при работе парламентариев над проектом кодекса: ч. 1 – для ответственности нужна вина; ч. 2 – без вины ответственности нет (повторяющая предыдущую установка, в случае осуществления попутно названная объективная вменением); отсутствующая ч. 3, где проклиналось бы голое субъективное вменение (ответственность за одни мысли, цели, мотивы, возраст и психическое здоровье, но без реального поведения). Нет, значит можно; дозволяется преследование за плохие мысли, а потом и за убеждения. Хотели, как лучше… Что это, как не готовая юридическая почва, как принципиальная установка-разрешение для преследования инакомыслящих? Вот где ситуация, предостерегающе сформулированная древними в качестве stat pro ratione voluntas
«Признать основанием уголовной ответственности одно лишь внешнее поведение невзирая на особенности его субъекта, – значит обеспечить равенство всех перед законом, но не всегда – справедливое решение дела. Поступить иначе, приняв за основание ответственности свойства личности, было бы еще сложнее, потому что это грозит субъективизмом и подрывает самую основу общего предупреждения преступлений. Таким образом, каждая крайняя позиция чревата определенными опасностями, но игнорировать ни одну из этих позиций нельзя, ибо они отражают реальные социальные задачи, которые должно решать уголовное право».
Здесь мы не можем принять без корректировки суждения М. И. Ковалева о том, что «объективный критерий является предварительным», а «субъективный… выступает в качестве решающего».
«Не следует забывать, – иронизирует Н. Г. Иванов, – (какие бы потуги ни предпринимали ортодоксы), что наказывается не преступление, а преступник, а мера наказания зависит от его криминальной заряженности, что воплощается в умысле или неосторожности»
Эти мысли мы уже приводили не раз. См., напр.: Комментарий к Уголовному кодексу Российской Федерации / Отв. ред. А. И. Бойко. Ростов н/Д, 1996. С. 40; Уголовное право. Общая часть / Под ред. В. Н. Петрашева. М., 1999. С. 52.