На берегах Северной Двины. Денис Владимирович Макурин
и потряс вверх-вниз:
– Виктор Андреич!
Я оглянулся по сторонам:
– Где?
– Бестолковина какая! Я Виктор Андреич! – начал сердиться он и снова потряс мою руку. – Виктор, Витя, Виташа, Витька Перешнев! Усёк?!
– Ага-сь! Теперь усёк, – обрадовался я новому знакомству. – А ты почему здесь толчёшься? Тоже за Альмой с вороной подглядываешь?
– И ничего не подглядываю! Я на реку бегу, там рыбный обоз из Мезени пришёл. Если интересно – айда со мной?
– Ага! – согласился я, кивнув.
– Падай на салазки, ветром домчу! – оживился Витька.
Я уселся поудобнее, Витя перекинул верёвку через плечо и поскакал с воплями: «Я рыбный обоз! Чух! Чух! Чух!»
Когда мы прибежали к реке, там было очень много оленьих упряжек. Все они стояли как попало. К этому обозу то и дело подъезжали подводы на лошадях, мезенцы перекладывали свой улов огромными шумовками, черпали навагу с нарт и пересыпали её подкатившим, а потом гружёные подводы увозили рыбу в город – кто куда.
Мы с Витькой подошли к оленям и начали их гладить. Они были такие хорошенькие: с маленькими рожками, покрытыми шерстью, выпуклыми глазами и мохнатыми носами.
Я стоял рядом с белым оленем и назвал его Снежок. А Витька своего, серого с чёрными пятнами, назвал Серко. Потом Виташка выудил из кармана сухарь, разломил его пополам, посмотрел на меня и спросил:
– Боязно? Вишь, как он носом водит? Они соль любят и сухари! На-ка, дай своему! – и Витька протянул мне половину.
Я раскрыл ладонь перед носом Снежка, он нюхнул разок, выпучил глаза ещё сильнее и тут же слизнул сухаришко своим длинным языком. Похрумтев немного, он ещё раз облизал мою ладонь, да так, что мне сделалось щекотно.
Потом мезенские мужики вдруг всполошились, вспомнили, что Рождество на носу, загикали, закрякали, и обоз пошёл обратно в Мезень. А мы с Витькой остались на реке кататься с крутого берега. Так мы и катались с горы, пока не стемнело, а после этого подружились на веки вечные.
Глава III. Галчонок
С Галчонком мы возле булочной познакомились, той же зимой, что и с Витькой. Пока я в лавке был, Альма меня на улице ждала. Я выхожу с горячей булкой в руках, смотрю, маленькая девочка с Альмы снежинки смахивает, гладит её, разговаривает:
– Хорошая собачка. Хорошая. Дай лапку! Ну, давай же!
И моя Альма действительно ей протянула правую лапу. Девочка поздоровалась, снова погладила:
– Молодец! Молодец! Ну, давай теперь вторую!
И Альма опять ей подала лапу! Главное, мне никогда не давала, а тут здравствуйте-пожалуйста! Вот вам и правую, вот вам и левую!
Я к ним подошёл и прикрикнул:
– Альма, ты чево?! Предательница, что ли? – Потом повернулся к девочке: – А ты чево?! Такая маленькая, а тут чужая собака! Она и укусить может!
Альма завиляла хвостом и начала тянуть свой нос к пахучей булке.
– А мне и не страшно! – И девочка показала язык.
– Вот дурёха-то! Отморозишь свою лопату, будешь знать!
– Ничего