Дойти до горизонта. Андрей Александрович Ильин
ногами я подошел к Монаховой. Если бы у меня был хвост, я, наверное, усиленно завилял бы им из стороны в сторону, выказывая свою преданность и любовь. Но хвоста у меня, к сожалению, не было, и я ограничился комплиментом:
– Ты сегодня прекрасно выглядишь! Как академик Пирогов!
– Сядь! – не дала себя расслабить Наташа. Я безвольно опустился на настил.
– Начнем с забора крови! – зловеще известила Монахова, приподнялась и вытянула из‑под себя стерилизатор.
В его металлическом нутре что‑то страшно звякнуло. Я отшатнулся, но было поздно. На запястье моей правой руки мертвой хваткой профессионала‑дзюдоиста сжались ее пальцы.
– Не надо дергаться! – предупредила она. – Не так уж и больно. Она вытащила ватку, смочила ее спиртом и тщательно обтерла мой безымянный палец.
– Руки надо чаще мыть, – между делом заметила она.
– Это пигментация кожи, – запротестовал я.
– Я вижу, – поморщилась Монахова и отбросила в море заметно почерневшую ватку.
Салифанов, стараясь чтобы никто не заметил, тут же, как бы случайно, макнул руку в воду и стал шаркать ею о штаны. Татьяна пристально взглянула на него.
– Пятно на штанах, вот здесь, – попытался объяснить он свои действия. – Откуда взялось, ума не приложу. – И стал тереть уже с явно показным усердием. Монахова в это время сильно сжала с боков мой палец и вытащила остро заточенную лабораторную бритвочку. Я заметно побледнел. Палец, в свою очередь, наоборот, приобрел здоровую розовую окраску. Вся кровь, схлынувшая с лица, наверное, собралась в нем. Сейчас Монахова проколет кожу и…
– Давай быстрее, – поторопил я.
Терпеть уже не было сил. Лучше уж сама боль, чем ее ожидание. В моем воображении бритвочка уже столько раз вонзалась в палец, что он стал похож на подушечку для иголок.
– Я лучше знаю, когда, кому и что делать, – нравоучительно пояснила она и еще сильнее стиснула мой бедный палец.
– Ты аккуратнее! – охнул я.
Монахова с размаха воткнула свой инструмент, кожа хрустнула и поддалась. Она для верности нажала еще раз. Наверное, с таким же садистским удовольствием свирепые янычары вонзали свои кривые ятаганы во впалые животы ненавистных противников.
– «Но в горло он успел воткнуть и там два раза повернуть свое оружие… Он завыл…» – процитировал Салифанов.
Наташа неотрывно смотрела на мой палец. Казалось, она взглядом хотела высосать из меня всю кровь.
– Ну! – с угрозой произнесла она.
– Стараюсь, – попытался оправдаться я. И действительно, старался, даже кряхтел от натуги. Крови не было! Куда она подевалась, проклятая? Я честно пытался отыскать ее в лабиринтах аорт, сосудов, вен и капилляров и направить к злосчастному пальцу. Но не мог наскрести даже жалкую каплю. Организм из чувства самосохранения не хотел расставаться со скудными запасами лейкоцитов, красных кровяных телец и т. п. Они ему сейчас были нужны внутри гораздо больше, чем на лабораторном стекле. Монахова стала недвусмысленно коситься