Два солнца. Дмитрий Наринский
лет занимался отец, и поражался памяти приятеля: тот помнил содержание всех прочитанных книг и даже мог их цитировать. Они и обменивались книгами, правда, судя по всему, кое-какие редкости ловкий товарищ умыкнул на сухаревском развале.
Марк к тому времени трудился на кирпичном заводе, поступил в школу рабочей молодежи и Саньку тоже уговаривал: с такой головой непременно нужно в институт.
– Смеешься? Это я-то – рабочая молодежь? – грустно отнекивался тот.
– Ну, сначала на завод надо устроиться. Я узнаю. У Борика вроде на кондитерской фабрике свояк. У своего мастера тоже спрошу. Но на кирпичном тяжело тебе будет.
– Да не боюсь я, что тяжело. Но как ты не понимаешь? Я же лишенец!
– Какой же ты лишенец? Никто здесь не знает про твоего отца. – Марик попытался пошутить: – И потом, чего тебя лишать? У тебя и так нет ничего.
– Как это нет? – хитро прищурился Санька и постучал пальцем по лбу: – А это?
– Так я ж и говорю! Голова у тебя – что надо!
– Может быть, правда попробовать?
Марк был доволен: кажется, удалось приятеля убедить. Уж очень не нравились ему занятия Александра. Да и на Ново-Сухаревском рынке с его правильными рядами киосков и охраной за порядком смотрели строго.
А Саня загорелся этой идеей. И даже начал строить планы, но пока не мог определиться, чем заняться в будущем. Способностей его хватило бы на все.
Но этим прожектам не суждено было сбыться. Теплым апрельским вечером отправились друзья в открывшуюся полгода назад оперетту – в школе хвалили новый музыкальный спектакль Дунаевского «Женихи». Это была комедия, но Саню сюжет не увлекал: мать накануне крепко выпивала с соседкой, и он опасался, как бы чего не вышло.
Представление закончилось поздно. Свернув в свой переулок, юноша увидел, что возле дома суетятся люди, а из окна полуподвала, где в малюсенькой комнатушке ютились они с матерью, вырываются клубы дыма и языки пламени. Растолкав зевак, он бросился вниз по ступенькам. Кто-то пытался его удержать. Комната полыхала, но в отчаянии Санька прорвался сквозь огонь. В этот момент рухнула горящая балка. Вытащили его подоспевшие пожарники.
Трое суток Марк навещал в неотложке двух пациентов: очередной курс лечения уже две недели старалась осилить мама, а обгоревший Санька лежал без сознания. Так и ушел его лучший друг…
А вокруг буйствовала весна: деревья на бульварах стояли, окутанные зеленой дымкой, запах молодых листьев, свежести, влажной земли и чего-то еще, необъяснимого, – волновал и бодрил. Эта пора всегда сулит нечто новое, хорошее. Ощущение новой жизни… И вдруг – такая потеря!
Как оглушенный бродил Марик по улицам. Оптимист по натуре, всегда с улыбкой встречавший трудности, он совершенно растерялся. Трагическая смерть лучшего друга буквально сбила с ног. Даже книги (тоже близкие друзья) не могли ему помочь.
Видя, что сыну очень плохо, многоопытный Яков Михайлович однажды изрек:
– Тебе все равно придется жить. Жить с этой потерей. Потому что боль от