На живую нитку. Ника Свестен
в Юдольном переулке прятался в глубине темного сквера. Когда-то распахнутый симметричными крыльями, его фасад окривел на левую сторону и опирался теперь на ремонтные «леса», как на костыль.
Лампы в главном холле горели через одну. Тишина была болезненной и словно бы застывшей. Путано бормотал радиоприемник, и в чьей-то комнате уныло посвистывала птица.
Вера Николаевна провела Луку в маленький зал с рядами полысевших плюшевых кресел. Была там и сцена, повторяющая изгибом скрипичную деку.
– Остатки былой роскоши, – с улыбкой сказала Вера Николаевна. – Да ты вверх, вверх погляди!
Лука поднял голову.
Прямо над сценой в потолок был встроен круглый витражный фонарь. На его выцветших стеклах подрагивали тени от деревьев.
– Ты пока готовься, а я сейчас всех позову. Тебе что-нибудь нужно?
– Спасибо, у меня всё с собой, – ответил Лука и коснулся рукой горла.
Спустя полчаса коридор ожил, послышались шаги, заскрипели на ржавых петлях двери. Когда в зал начали входить и рассаживаться первые зрители, наряженные в старомодные платья и тронутые молью костюмы, у Луки зазвонил телефон.
До этого момента Лука был спокоен. Уверенность в том, что он поступает правильно, сделала его невесомым и оттого – несокрушимым.
– Да ты в своем ли уме, Пшеничный?! – кричал Гия Шалвович. – Ты понимаешь, что это конец? Тебя ни один хор в городе после такого не возьмет!
Трубку вырвала хормейстер Лидия Филипповна. Голос ее дирижировал так же, как и ее властные руки.
– Лука, сейчас же возвращайся. Ты уже не ребенок. Ты отвечаешь за всех. И мы за тебя отвечаем.
На заднем плане бушевал Гия Шалвович:
– Лида, скажи ему, что с такими вывертами он больше никогда! Нигде! Вообще никому!
Лука снова поднял голову к прозрачному куполу над головой:
– Лидия Филипповна, простите меня, пожалуйста, но мне на сцену пора.
Лука отключил телефон и посмотрел в зрительный зал.
Лица стариков были взволнованными.
Вера Николаевна объявила Луку, а потом растерянно шепнула ему:
– Я же не знаю, что ты будешь исполнять…
– Я тоже не знаю, Вера Николаевна, – также шепотом ответил Лука.
Она успокоенно кивнула и села в первый ряд.
Лука вышел в центр сцены. Все зааплодировали.
В летучей, легкой тишине Лука стоял на сцене и молчал. Старики благожелательно и застенчиво смотрели на него.
Лука улыбнулся им и начал:
Девушка пела в церковном хоре
О всех усталых в чужом краю,
О всех кораблях, ушедших в море,
О всех, забывших радость свою [13].
Оканчивая последнюю фразу первого куплета, Лука понял, что не сможет сейчас рассказать всем ни о «луче, что сияет на белом плече», ни о ее белом платье. Когда-нибудь, но не теперь. И он сразу вступил с третьего куплета:
И всем казалось, что радость будет,
Что в тихой заводи все корабли,
Что на чужбине усталые люди
Светлую жизнь себе обрели.
Все
Лука исполняет песню на стихи А. Блока «Девушка пела в церковном хоре…».