Ягодное лето. Катажина Михаляк
все-таки не Средневековье и даже не коммунизм, просто так людей прав не лишают…).
И Габриэла поверила бы. Поверила бы и старалась бы держаться от Павла на как можно более дальнем расстоянии, если бы всего два дня спустя не произошло кое-что, что совершенно изменило порядок вещей…
Неизвестно, кто напугал коней.
Спокойно пасущийся до этого момента табун моментально охватила паника. Животные бросились бежать, инстинктивно двигаясь в направлении конюшен. Павел первым услышал нарастающий топот конских копыт. Он поднял глаза от охапки сена, которое как раз разгружал с прицепа, прикрыл глаза от палящего солнца ладонью и в ту же секунду все понял: прямо на него надвигался табун перепуганных лошадей. Смертельно опасных для каждого, кто встанет у них на пути.
К счастью, он мог спрятаться за прицепом.
И тут кровь отлила от его лица.
Посреди двора, с наушниками в ушах, махала метлой Габриэла. От несущихся коней ее отделяли считаные секунды. Она не слышала и не видела надвигающейся опасности.
Павел побежал к девушке, отчаянно размахивая руками, но – ушедшая в себя, оторванная от действительности, она его не замечала.
Кони были все ближе.
И вдруг из горла молодого мужчины вырвался не то рев, не то крик:
– Аааааабиииии!
После шестнадцати лет полного молчания гортань слушаться не хотела, но он продолжал кричать:
– Аааааабиииииэлааааа!
Она подняла голову, когда он был уже в паре шагов от нее.
Одновременно с первыми лошадьми.
Перед лицом надвигающейся неминуемой смерти она замерла и окаменела.
В следующую секунду Павел прыгнул и оттолкнул Габриэлу, спасая ее от несущихся животных.
Поначалу она только тихо скулила, вжав голову в плечи и закрывая ее руками. Повсюду – сзади, справа, слева – стучали конские копыта. Раздавались дикие крики и ржание, клубы пыли летели из-под копыт, пыль лезла в глаза, в ноздри, в рот.
Габриэла подняла голову. Обернулась – и закричала от ужаса.
Там, между конскими копытами, мелькало светлое пятно.
Павел.
Павел остался там, в самом центре взбесившегося табуна…
Словно вихрь пронесся табун, а потом животные вставали как вкопанные перед дверями и, уже успокоившись, спокойно и неторопливо расходились по своим денникам.
Габриэла встала, опираясь ладонями, и через минуту опустилась на колени перед неподвижным телом парня.
– Павел… Павлик! – шептала она, пытаясь взвалить его на плечи, но он был слишком тяжелый.
Она подползла к его голове, повернула его лицо так, чтобы ему было легче дышать. Вытерла ладонью кровь, ручьем стекающую на закрытые веки.
Откуда-то сзади раздавались крики конюшенных, Габриэла слышала высокий голос Марты и звуки нарастающей паники, но все это проходило как бы мимо нее, никак ее не трогая. Перед глазами у нее проносились картины того, что произошло здесь пару минут назад: Павел, бегущий в ее сторону, взбешенные