Мои воспоминания. Под властью трех царей. Елизавета Нарышкина
главным исполнителем ее желаний был Антон Григорьевич Рубинштейн. Так как я опять стала ездить на маленькие музыкальные ее вечера, то имела случай слушать гениальную игру этого титана в области фортепьянной игры. Он изображал из себя целый оркестр по силе своего исполнения, и вместе с тем его пальцы пели на клавишах с удивительной тонкой прелестью. На этих вечерах постоянными посетителями были, между прочими, прусский посланник при нашем дворе и его супруга. Это был знаменитый граф Бисмарк, имя которого сделалось историческим через несколько лет. Идея единения Германии была его заветной мечтой с самого начала его дипломатической карьеры. Князь Горчаков рассказывал мне, что, будучи прусским посланником при Франкфуртском сейме, он уже развивал ему свой план о великой Германии и что все разговоры его с ним были на эту тему. Князь тогда состоял нашим посланником в Штутгарте. Впоследствии, когда он так блистательно осуществил свою мечту, встретившись с князем, он ему сказал: «Eh! bien, maître, êtes-vоus satisfait de votre élève!» Князь поклонился и ответил: «Comme le Perugin a pu être satisfait de Raphaël, l’élève a dépassé le maître!»503 Прекрасная музыка и умные объективные разговоры были для меня приятным развлечением, которое я принимала без усилий. Не так было с балами, на которые мы должны были, хоть изредка, появляться. Первые балы были для меня настоящим мучением, и слезы были готовы брызнуть из моих глаз. Эта бальная музыка, которую я когда-то так упоительно любила, раздирала мое сердце, вызывая образы, исчезнувшие в вихре моих пройденных ощущений. Боже мой! Какая бездна разделяла меня от них. Мне казалось, что я пришелец из другого мира, и удивлялась, что внешность осталась все та же. Те же кавалеры подлетали ко мне, и я чувствовала в обхождении их какое-то безмолвное участие, которое меня трогало, но мне казалось, что каждый из них спросит меня: «Что тебе до нас и что нам до тебя?» Как все, что повторяется, сила этих впечатлений постепенно ослабевала. Я даже иногда забывалась и вдруг замечала, что мне по-прежнему весело. О, как я негодовала на себя в таких случаях! На другой день я приходила ранее часов к обедне в наш приходский храм Св. Пантелеймона и старалась воротить свое воображение к тому, что я считала единственным для меня путем; это состояние было тяжелое, потому что я чувствовала, что, несмотря на все, любовь к земной жизни осталась во мне несокрушенной и несокрушимой. На последнем балу у великого князя Николая Николаевича Михаил Николаевич прощался с нами, так как на другой день он уезжал на Кавказ, куда был назначен наместником. Во время мазурки он обходил всех нас, приговаривая: «Не поминайте меня лихом». Он был нам всегда очень симпатичен, хотя мы его менее знали, чем его брата, так как он всегда танцевал с замужними молодыми дамами, а Николай Николаевич был исключительно кавалером девиц. Молодая великая княгиня Ольга Федоровна уезжала с большой грустью. Она впоследствии передавала мне, как ей трудно было расстаться с Петербургом, в котором она познала так много счастья. Будучи небольшой германской принцессой, очень
«Ну что же, мэтр, вы довольны своим учеником?» – «Как Перуджино мог быть доволен Рафаэлем, ученик превзошел учителя!» (