Рейх. Воспоминания о немецком плене (1942–1945). Георгий Сатиров
Ася!
Но вместо отзыва:
– Аб! Лёс! Алле райн ине бараке. Шнелль, ду дрекише сау!132
Во время миттага в дверях эссраума133 появились две молоденькие немки. Их привел сам вахман134. Видимо, для того, чтобы показать унтерменшей135 – русских.
Стоя или сидя на полу и, реже, на скамейке (их 2, а нас 50), мы вылизывали свою баланду, пользуясь иногда ложкой, а чаще языком, губами и пальцами.
Мы неприязненно смотрели на немок, они на нас с некоторой долей сентиментальности.
Потом немки переглянулись, и одна сказала другой:
– Аух ди меншен. Ганц нетте гезихьте136.
Другая:
– Генау зо ви бай унс137.
Рано утром загремел засов, распахнулись железные врата и раздался крик:
– Тавай!
Это наш коммандофюрер138, прозванный Самураем. Он три года жил в России (конечно, шпионил) и знает несколько русских слов: тавай (т. е. «давай», иногда «вставай»), тикай, клеб, руки верш, бистро, малё ропота, кушать нет (сие последнее обрекает на голод).
Вахманы построили нас «драй-унд-драй» (ум драй, по три) и повели. Стук кандалов, истощенные и бледные лица, взгляд голодных, загнанных зверей – все это привлекло внимание прохожих. Немецкие чистоплюи презрительно смотрят на дрекише руссен139. Едва заскрипели ворота энтляузунганштальта140, как вся наша орда ринулась во двор. В углу гора лушпаек и прочего мусора. Откуда только взялись силы – все наперегонки бросились к ней. Первым добежал самый старый – 50-летний Вареник. Он с размаху плюхнулся на кучу очисток и распростер свои руки-крылья.
– Мое, усе мое!
Его тянут за ноги, за руки, мнут его бока, а он свое:
– Нэ дам никому ни трохи. Усе мое!
Едва его оттащили в сторону.
Крик, шум, брань сменяются хрустом, чавканьем и прочими губно-язычными звуками. Карманы наполняются картофельными лушпайками, гнилыми капустными листиками.
Стою в сторонке. Из кочегарки выходит немец в бляуанцуге (спецовке).
– Вер зинд зи фон беруф?141
– Арбайтер142.
– Гляубе нет. Зи зинд интеллигенте менш. Заген зи маль: зинд зи коммунист?143
– Найн144.
Он не верит. Спрашиваю: почему?
Он:
– Разве беспартийный интеллигент может получить работу в России?
– Конечно, может. Большинство русских учителей, врачей, инженеров не состоит в партии.
– У нас не так. Если учитель, инженер или даже машинист паровоза не состоит в NSDAP145– его увольняют.
Продолжает расспрашивать. Я отмалчиваюсь.
– Зайен зи унбезоргт. Ишь бин кайн ферретер. Ишь бин коммунист146.
Рассказывает о себе: звать – Макс, 35 лет, состоял в KPD147 и был партработником. Четыре года сидел в кацете148, а сейчас под гласным надзором гештапо149. Из разговора с Максом я убедился, что он хорошо знает классиков
Прочь! Давай! Все – в барак. Живее там, ты, грязная свинья!
Помещение для приема пищи.
Вахман – охранник в лагерях различного типа.
Унтерменш – «недочеловек» (
Ведь это тоже люди. У них приятные лица.
Как и у нас.
Начальник команды военнопленных.
Грязные русские.
Вошебойка, дезинфекционное заведение.
Кто вы по профессии?
Рабочий.
Не верю. Вы – интеллигентный человек. Скажите, вы – коммунист?
Нет.
Национал-социалистическая немецкая рабочая партия.
Не беспокойтесь. Я не предатель. Я – коммунист.
У автора ошибочно – КРД. Имеется в виду Коммунистическая партия Германии (Kommunistische Partei Deutschlands, KPD).
Кацет (от аббревиатуры KZ) – концентрационный лагерь.
Гестапо (Gestapo, сокращение от Geheime Staatspolizei) – тайная государственная полиция Третьего рейха. Создана сначала в Пруссии декретом Г. Геринга 26 апреля 1933 г. Декретом от 17 июня 1936 г. ей был придан законный статус, имперским руководителем назначен Г. Гиммлер. После создания 27 сентября 1939 г. Главного управления имперской безопасности (РСХА) гестапо вошло в него в качестве IV управления (глава – Г. Мюллер). Нюрнбергским трибуналом признана преступной организацией. С лета 1941 г. к функциям гестапо добавились акции «отбора» советских военнопленных, а затем и выявление ячеек Сопротивления среди военнопленных. В 1941–1942 гг. в Германии имелось 20 управлений, которым подчинялись 40 отделений государственной полиции с 11 филиалами. Все без исключения пленные, лишенные вермахтом по самым различным причинам своего статуса, передавались гестапо, а оттуда в большинстве случаев попадали в концлагеря. См.: