Дорога скорби. Дик Фрэнсис
против.
– Для этого я вас и побеспокоила.
– Тогда как вас зовут? Ваш адрес?
– Бетти Брэккен, Мейнор-хаус, Комб-Бассет. – Она спотыкалась на каждом слове, как будто не могла вспомнить.
– Пожалуйста, – сказал я, – попросите ветеринара не отвозить ни жеребца, ни ногу на живодерню, пока я не приеду.
– Я постараюсь, – отрывисто пообещала она. – Бога ради, скажите мне почему? Почему наш жеребец?
– Я приеду через час.
Что, если он не сможет удержаться…
«Пусть это будет не Эллис», – подумал я. Пусть это окажется делом рук какого-нибудь несчастного психа, движимого собственным больным подсознанием. Эллис был бы способен контролировать такие порочные побуждения, даже если бы они у него были.
Пусть это будет не Эллис.
Кто бы это ни был, его надо остановить, и я остановлю его, если смогу.
Я побрился в машине, держа бритву на батарейках в руке, действующей от батареек, и преодолел восемьдесят миль по относительно пустынному шоссе М4 с такой скоростью, что стрелка спидометра дрожала там, куда я редко ее загонял. Антирадар молчал. Ну и хорошо.
Было прекрасное июньское утро, ясное и свежее. Я въехал в ворота Мейнор-хауса, поставил машину и ровно в шесть тридцать вошел в дом, за открытой дверью которого были суета, громкие голоса и всеобщий плач и стенания.
Женщина, которая звонила, бросилась ко мне, едва увидела. Она была вне себя от волнения.
– Сид Холли? Благодарение Богу. Хоть один разумный человек в этой компании.
Компания состояла из двух полицейских в форме и толпы людей, которые впоследствии оказались родственниками, соседями и просто любопытными, а также полудюжины собак.
– Где жеребец? – спросил я. – И где его нога?
– В поле. Там ветеринар. Я сказала ему, чего вы хотите, но это упрямый шотландец. Бог знает, будет ли он ждать, сварливый старый черт. Он…
– Покажите мне, где это. – Я резко прервал ее излияния.
Она заморгала:
– Что? Ах да. Идите сюда.
Она быстро провела меня через дом какими-то дальними коридорами, напомнившими мне Эйнсфорд, да и любой старый дом, который был построен в расчете на слуг. Мы прошли через комнату с оружием, комнату с цветами, с пылью и наконец вышли через заднюю дверь во двор, заставленный мусорными ящиками. Оттуда через зеленые деревянные ворота она повела меня садом вниз по дорожке к стальным решетчатым воротам. Я начал уже думать, что мы заблудились, когда неожиданно впереди оказалась дорожка, заставленная машинами, и примерно десяток человек возле загона.
Моя провожатая была высокой худой женщиной лет примерно пятидесяти, она была одета в старые плисовые брюки и оливковый шерстяной свитер. Ее неприбранные седеющие волосы свисали на высокий лоб. Она не заботилась о том, как выглядит, и у меня сложилось впечатление, что она относится к тем женщинам, для которых внешний вид вообще мало значит.
Она замедлила шаг. Люди, опиравшиеся на ограду загона, выпрямились:
– Доброе утро, миссис Брэккен.
Она машинально кивнула и провела меня в ворота, которые один из них распахнул перед нами.
За