Левая рука Бога. Алексей Олейников
краской – Катя даже в темноте ощущала этот цвет, цвет тоски и беспросветности.
Она открыла дверь тихо-тихо, как вор, прокралась в прихожую. Липкое покрытие прилипало к подошвам. Не разуваясь, прошла к себе.
Дверь в мамину комнату была закрыта, из-за стены доносился тонкий, с присвистом, храп. Катя могла бы орать и прыгать, все равно бы мама не очнулась. Пока не проспится, ее не разбудить.
И где она умудрилась угоститься? В доме ни копейки.
Катя села у окна, надвинула наушники. Отдернула штору – в пыльное стекло упирал шершавые ветки абрикос.
Скорей бы цветень наступил, тогда он распустится. Потом ударят заморозки, и весь цвет облетит. Каждый год одно и тоже.
Катя включила игрун, player, она его предпочитала так называть. У нее он был совсем старенький, древний. Тогда они выпускались как отдельные устройства.
Но играл исправно.
…Мама проснулась уже к вечеру, принялась возиться на кухне, греметь посудой. Зашкворчало на сковороде масло, потек запах жареной рыбы. Потом мама принялась шаркать под дверью – туда-сюда. Катя принюхалась, в животе заныло. После школьного обеда она ничего не ела.
Откуда мама еду взяла? У кого денег заняла?
Наконец мама провозгласила:
– Есть иди.
– Не хочу, – так же громогласно заявила Катя.
Мама затихла. Походила туда-сюда. Постучалась.
Катя открыла дверь.
– Чего?
– Курочка по зернышку клюет, а сыта бывает? – хитро поинтересовалась Алена Дмитриевна. – Иди, я мойвы купила, пожарила.
Катя всерьез забеспокоилась. До дожитного пособия у мамы было еще десять дней, обычно она в это время была злая и трезвая. Катя в это время ходила на цыпочках и дома только ночевала.
А тут мойва, помидоры, свежая буханка хлеба. Не к добру.
Катя села за стол, осторожно тронула вилкой серый, румяный по краям кусок мойвы, исходящий жарким паром. Разломила горбушку – свежую, она с изнанки проминалась под пальцами, а корка хрустела и осыпалась твердыми крошками.
Есть хотелось жутко.
Мама села напротив, сложила локти, уставилась расплывчатыми пьяными глазами. По лицу ее бродила нелепая улыбка.
– Как в школе дела?
Катя поперхнулась.
– Да нормально. Ты чего вдруг?
Мама поджала губы:
– А что, матери уже и спросить нельзя?
Катя промычала, вгрызлась в рыбу. Оторвалась она от тарелки, только когда подчистила до блеска.
– Вкусно! – вздохнула она. – А ты где деньги взяла?
– А у тебя в комнате прибиралась и нашла, за обоями, – беспечно махнула рукой мама.
Катя уронила вилку, метнулась в комнату. Вывалилась оттуда с белым лицом, вцепилась в линялый мамин халат:
– Где они?! Ты что… Ты мои деньги украла?!
Мать отпихнула ее.
– Какие твои деньги! – заверещала она. – Откуда у тебя деньги, соплюха!
– Воровка!
– Ты