Падение с яблони. Александр Алексеев
преподаватели страшно любят такие контрольные работы. Извращенное, я бы сказал, удовольствие – наблюдать, как мы корчимся, напрягая свои спящие извилины.
Все что-то написали. Я тоже царапнул несколько строк. И еще нарисовал ядерный взрыв и кучу трупов – из тех, что, не зная гражданской обороны, не попали вовремя в убежище.
Сейчас полковник ходит взад-вперед, сам себе что-то объясняет. Смотрит на стены, где развешаны всевозможные ядерные плакаты. Такое впечатление, что он разговаривает с ними. Его терпением можно восхищаться.
Из-за отсутствия замечаний и окриков со стороны преподавателя шум в аудитории нарастает. Группа наглеет. Дешевый, который сидит за первым столом, окончательно повернулся задом наперед. Ему только что влепили в глаз, и по щеке ручьем течет слеза. Он ожесточенно отстреливается, не успевая следить за качеством изготовляемых пулек. И они разворачиваются в воздухе и летят, как бабочки, не представляя собой никакой опасности.
Мендюхан не выдержал перекрестного огня и перебежал со среднего ряда на крайний, заняв второй свободный стол. Полковник заметил самовольное перемещение, но мужественно промолчал.
За третьим столом расположился Чернобаев по кличке Варан, которого он чем-то напоминает. Правда, частенько в его прозвище первая буква заменяется на «Б», но Чернобаев не обижается. Он вообще никогда не обижается и не возмущается. Первым не нападает. Поэтому серьезным противником его никто не считает.
Четвертый стол занимает Северский. Он в азарте, в ударе. Кусает губы, теребит на пальцах резинку, присматривается и прицеливается. Стреляет, подлец, без промаха. Бьет больнее всех. От его выстрелов кричат во весь голос.
За пятым – Тарасенко и Шматко, которые почему-то не принимают участия в боях. Причины могут быть разные. Обычная усталость, какие-нибудь половые неприятности, даже пацифистское настроение может быть. Но только не интерес к уроку. Сидят они, как изваяния, и совершенно не реагируют на пули, которые сыплются в них горохом. Тарасенко и Шматко – это стреляные воробьи, старые боевые офицеры, ведущие в группе всю штабную работу.
Зая на этот раз занимает последний стол крайнего ряда. Он продолжает зорко следить за положением на фронтах. И, в отличие от настоящего полковника, держит всю инициативу в своих руках. Вот он медленно с достоинством римского прокуратора заряжает карающую пулю, растягивает резинку, наводит ее на Карманникова, чем-то провинившегося, и – хлоп! – прямо в шею. Попадание в шею – это высшее снайперское достижение, равное выстрелу в десятку. Карман взвыл протяжно, подскочил над столом и рухнул на него с шумом. Затем послал в адрес Заи несколько безобидных ругательств. На что тот ответил снисходительной улыбкой.
Звонок.
Второй урок ГО. На моем ряду за первым столом отчаянную борьбу за выживание ведет Толик Назариев или Чахир-зек, как прозвал его Зая. Он русский, но приехал откуда-то с Кавказа. Очень открытый и эмоциональный парень. В азарте не владеет собой, но при этом не перестает улыбаться. Не помню его без улыбки. Он, наверное,