Гойда. Джек Гельб
замолчать.
– Делай свой ход.
– Я это и делаю.
– Я не стану закрывать глаза, ежели против Басмановых что и будет, – твёрдо произнёс царь. – Я верю тебе, Андрей, как самому себе. Нет в твоём сердце лукавства и жестокости. Но если Басмановы… – Нельзя, чтобы Басмановы… – тихо произнёс царь, будто говорил слова эти самому себе.
Курбский коротко кивнул, и остаток партии они провели в молчании.
Беспощадные морозы ударили своей когтистой лапой по Русской земле. От ледяного воздуха резало нос при каждом вдохе. Солнце разливало свой бело-калёный свет, и бесчисленное множество искр, что сверкали в толще снега, вторили ему. В воздухе поднимался густой пар, и в солнечных лучах он светился янтарём. Короткие порывы ветра колыхали поднимающийся поток, разрывая его на короткие клочья.
Треск дров, и высеченный с тем короткий сноп янтарных искр. Под чугунным котлом трещали брёвна, и жар от них поднимался вверх в морозном воздухе. Вода бурлила внутри, бросая обжигающие брызги.
Мрачная фигура государя величественно восседала на троне, за которым стояли Андрей Курбский и Басмановы. На царских плечах лежал широкий воротник, подбитый чёрным мехом. Голова государя, покрытая шапкой, оставалась неподвижной, и взгляд его, пустой и равнодушный, был обращён на площадь.
Двое бояр на службе государевой в чёрном облачении волокли под руки изменника. Лицо преступника было избито до неузнаваемости. Приближённые государя улюлюкали и кричали, предвкушая жестокую расправу, сам же царь оставался до удивительного невозмутимым и спокойным.
«Ещё одним подонком станет меньше…»
Иоанн поднял свой взгляд. Ему с возвышения были видны ближайшие терема и переулки, убегающие во все стороны от главной площади столицы.
«Сколько их таится ещё там, в закоулках? А в усадьбах?»
Тяжёлый вздох сорвался с его губ.
«Сколько ни ловить их, всё одно…»
Иоанн уже не смотрел на площадь, где приговорённый орал, из последних сил надрывая сорванное горло, клянясь в своей верности отчизне, пока его приговор зачитывал мужчина с рыжей бородой и широким суровым лицом. Его низкий, грубый голос провозглашал все прегрешения, которые осуждённый отрицал.
Пока царская свита и толпа горожан глядели на площадь, улюлюкая и прикрикивая, Иоанн блуждал взглядом по улицам, ведущим к площади. Его глаза бесцельно и со скукою бродили из стороны в сторону, как вдруг сердце его замерло. Резкий холод, намного страшнее зимней стужи, пробил его насквозь, заставив сжать рукоять своего ножа на поясе. В одном из переулков стояла фигура. Лица государь не видел, её дрожащий, неясный образ мерцал, как и образы, что возникали за ней.
«Как они посмели явиться посреди бела дня?..»
Ужас, охвативший разум Иоанна, отступил, едва он услышал голос, обращённый к нему, но царь не расслышал слов. Государь перевёл взгляд налево, на склонившегося в поклоне Фёдора, который, однако, поднял голову в ожидании ответа.
– Повтори, – тихо бросил Иоанн, глядя на площадь.
– Просил