Гойда. Джек Гельб
коротко склонился, пошёл к воротам в крепость. Через несколько мгновений тяжёлые монастырские ворота ожили и раскрылись, стряхивая с себя снег. Всадники въехали во двор.
– Видно, не сговорчив нынче государь, – вздохнул один из воевод.
– Когда это он сговорчивым был? – ответил Алексей Басманов.
– Так нынче если не вымолим на коленях у царя, дабы воротился он на престол, не избежать мятежа! В столице – так точно! А там, гляди, и новгородские весточку передадут! И с кого начнут? Со свиты царской!
– Так кто пойдёт к государю? – спросил Басманов, оглядывая бояр, что ехали с ним. – Афоня, мож, ты?
– Нельзя мне! – возразил князь. – Нынче припомнит мне все потери, что понесли братья наши славные, воюя с латинами на чужбине! Живота своего не жалели, да не отстояли мы города Полоцка! Не сносить мне головы, ежели просить царя буду!
– От пущай Васька идёт! – предложил один из воевод.
– Да как пойду я? С Курбским этим, супостатом лживым, едва ли не лобзался! – сразу выкрикнул Василий Грязной. – Я-то, ей-богу, не изменник и об перебеге его, гляди, последний прознал! Да ты поди, изъясни государю таков расклад!
За теми спорами приблизились к собору.
– Ты сам-то, Басман, чего не пойдёшь? – спросил Афанасий. – Нет никого ближе сердцу государева.
– Так сам я в шаге от опалы! – возмутился Алексей. – Велено было нам с Курбским-то приглядывать друг за другом. Недоглядел я! Прямо государь мне говорил: «Ежели предаст меня Андрей, так ты, Алёшка, первым то прознать должен! Не возжелает сердце моё видеть, ежели предаст меня ближний мой, на то есть у меня ты». Недоглядел! Я крайним и выйду!
– От раскудахтались! – рассмеялся Фёдор, спешившись.
– Ты чего удумал, Федька?! – воскликнул Алексей.
– А пущай Федька идёт, в самом деле! – тут же вступился князь Афанасий.
– И в самом деле! – поддакивал Василий. – Ежели и есть средь нас, кто менее пред государем нашим светлым провинился, то токмо Федя.
– Не дури, Фёдор! – возразил Алексей. – Запамятовал ты, как государь на вести скверные разгневаться может?
– Так где ж эти вести дурные? – спросил Фёдор, отдавая поводья своей лошади отцу.
Поправив ворот шубы, он снял шапку, осенил себя крестным знамением и переступил порог храма Господнего. Князья остались снаружи, глядя Фёдору вслед. Алексей тяжело вздохнул, снял кожаную перчатку и потёр переносицу. Мелкие хлопья снега медленно опускались на землю.
Под сводами собора тихо разносилась монотонная молитва. Послушники и монахи стояли одинокими редкими фигурами, в унисон читая куплеты и строфы. Голоса эти, звучные и певучие, разносились и множились средь просторных стен собора. Молитвы возносились к высокому куполу, откуда вниз взирал Спаситель, восседая на небесной сфере.
Перед алтарём на коленях стояла фигура, облачённая в чёрное. Одежды ниспадали до самого пола. В руках молящийся держал деревянные чётки. Пальцы его быстро перебирали одну крупную бусину