Гойда. Джек Гельб
касаясь перстами переносицы.
Широкие шаги раздавались по коридору. Быстро проходя меж высокими сводами, мужчина уже было сбил дыхание, но не смел останавливаться. В руках он нёс бумагу, прижимая её крепче к сердцу. Послание было запечатано, и клеймо отблёскивало в факелах. Мужчина был среднего роста, сложён славно. С его одежды сыпался снег, который он не успел отряхнуть, спешно мчась по лестнице.
Он снял шапку с головы, медные кудри ниспадали на плечи. Обветренная кожа хранила румянец, что навлёк мороз, но и с тем можно видеть было, как мужчина бледен. Оттого усы и борода его казались темнее. Хмурый и сосредоточенный взгляд мятежно бросался из стороны в сторону, а лоб его рассекала тревожная морщина.
Наконец он предстал пред дверьми, окованными железом. У входа встретил его Малюта, облачённый, по уставу, в чёрное одеяние поверх шёлковой рубахи алого цвета. Опричник был при оружии и за широкий пояс заткнул саблю, что едва не касалась каменного пола. Суровое лицо опричника походило на морду медведя, но не был мужик ни зол, ни гневлив. Напротив, с улыбкой встретил он князя, широко раскрывая свои объятья.
– Здорово, Вань, здорово! – радушно молвил Малюта, обнимая князя, да прихлопнув пару раз по плечу.
Отстранившись, опричник оглядел князя с головы до ног. Пришедшему объятья не были неприятны, но по взгляду его да по манерам видно было, что не ждёт дело его.
– И я рад видеть тебя в здравии, Гриш, – ответил Иван, всё глаза воротя на дверь. – Государь у себя?
– Погоди, принимает ныне бояр думных, – молвил Малюта, мотая головою.
– Но царь сам велел мне явиться в письме, – произнёс князь и полез рукой во внутренний карман своего кафтана, да остановил его Малюта, опустив поверх руки его свою тяжёлую руку. Замотал головою опричник.
– Нынче государь совет держит, – твёрдо произнёс Малюта. – Никак не выйдет.
Голос его утратил всякую простецкость. Не повышая голоса, звучал он жёстко, и речь его возымела мрачное действие на князя. Иван шагнул назад, точно неведомая сила толкнула его к тому.
– Тебе ли, Малюта, опричник государев, не знать, что про меня да семью мою толкуют? – спросил князь.
– Не ведаю, Вань, – Малюта пожал плечами и помотал головой, да с такою простотой, что диву дался князь.
– То бишь брата моего, Василия, не припоминаешь, Гришка? – спросил князь.
Много желчи, но вместе с тем и тяжёлого горя пронеслось в словах тех, брошенных точно глупая шутка.
– Да вроде и припоминаю вас, Кашиных… Меньшой брат твой, Васька этот? – спросил Малюта, почёсывая рыжую бороду да глаза прищуривая.
– Ежели память подводит тебя, – продолжил князь, сдерживая голос, дрожащий со сбитого дыхания, – летом того года сослали на Соловки его. Якобы вор он. Да при том, что суд Земской не признал в нём вора.
Слова эти брошены были с силой, да не проняли Малюту. Лицо опричника хранило суровый холод, настороживший князя, да тот и продолжил речь свою:
– Известия