Гарпия. Меган Хантер
Когда я рожала Пэдди, акушерка предложила мне петидин и сказала, что боль это лекарство не снимет, но поможет меньше думать о ней. «Вы боль чувствовать будете, – пояснила акушерка, – но она ничего не будет значить для вас». Эта боль, отделенная от меня, очень меня привлекала, но не время было принимать лекарства, потому что в это самое время Пэдди родился и мне не пришлось делать выбор.
Порезав курятину, я выжала на нее сок целого лимона – этому меня научила мать. Моя мать готовить не любила, но кое-какие секреты знала. Она знала, как сжать в кулаке толстую желтую кожицу лимона, как вонзить в нее ногти и сдавить изо всех сил. Я, выжимая лимонный сок, заметила – снова как бы в небольшом отдалении от себя, – что вдоль моей груди словно бы прошелестел легкий ветерок. Я сжала лимон крепче, и струйки сока попали на раскаленную сковородку. Я стиснула зубы. Я сжимала и сжимала лимон, чувствуя, что мое лицо искажает уродливая гримаса. Когда в лимоне не осталось ни единой капли сока, я отвернулась от плиты, чтобы выбросить шкурку. На пороге кухни стоял Тэд и смотрел на меня, раскрыв рот.
В нашей семье злобность передается по наследству – от моей прабабушки перепало бабушке, от нее – моей матери, а от матери – мне. Но, возможно, злобность уходит корнями еще дальше, к моей прапрабабке, у которой было двенадцать детей, трое из которых умерли.
Одного младенца, как гласит семейное предание, она оставила в коляске на солнце, и у него кожа покрылась волдырями. Я эту историю знала с детства, но когда рассказала матери, та объявила, что я все выдумала. Так и осталась для меня загадкой эта женщина с двенадцатью детьми. Она была слишком сильно занята и не заметила, что младенец в коляске стоит на солнцепеке? Или забыла о нем?
Глава 5
Все случилось по самому худшему сценарию: Джейк вернулся после восьми вечера. Мальчики спали, а я нет. Я лежала на кровати Тэда, обняв его, чтобы сын крепче заснул. Да, я знаю, ложиться с детьми и убаюкивать их нельзя, это неправильно. Но все же у меня довольно часто так случалось – после плохого вечера, например. Тэд прижимался ко мне, и его сонное сопение казалось мне самым убаюкивающим звуком на свете. В тот вечер я пела Тэду песенки. Он попросил, и я пела, хотя Пэдди закрыл уши ладошками и кричал: «Мама, замолчи!» На самом деле оба моих сына спокойно и быстро заснули, а я пела и пела, пока не охрипла и горло не разболелось. Тогда голосовое сообщение стало казаться мне отвлеченным и совсем чуть-чуть опасным, во всяком случае не опаснее фейерверка в небе.
Я услышала скрип и такой знакомый вздох двери, похожий на звук аккордеона, и шаги Джейка, и то, как он положил портфель на стул около стола. Я не пошевелилась. Джейк негромко окликнул меня снизу, от подножия лестницы. Наверное, подумал, что я все еще сражаюсь с детьми, пытаясь их уложить спать. Слишком часто он входил в детскую в тот самый момент, когда у Тэда уже слипались веки, и тогда мне приходилось начинать весь процесс снова. Поэтому Джейк окликнул меня только один раз. Я услышала, как он