Заплатки. Лариса Галушина
каптерке надрывался чайник. А Василиса словно и не замечала густой пар. Непривычно тихая, она уткнулась в отпечатанный на машинке бумажный лист. Рядом лежал надорванный конверт с синей казённой печатью.
Людмила сняла чайник.
– Письмо вот принесли: двоюродная сеструха… земля ей пухом, – Василиса не поднимала глаз от письма. – Дочка у неё осталась, уже большенькая… Присмотреть некому, только соседка… Помню девчонку: мелкая, шустрая: моего хряка оседлала, а тот как припустил по деревне! С забора девочку снимали, Жанку эту… К себе пустить? Кровь не водица, пригодится умыться. Как ты дума…
Василиса подняла задумчивый взгляд на Людмилу и охнула.
– Ой, что с тобой? Лицо белое, как минтай в столовке!
Людмила опустилась за стол, провела ладонью по вытертой клеёнке. Пальцы уже не дрожали.
– Моё настоящее имя Люция, – непонятно почему сказала она.
– Это ж за что тебя? – Василиса сунула письмо в карман рабочего халата. – Родители не любили?
– Обожали… Папа на заводе самолёты собирал и космосом грезил… «Дочь! Скуку прочь! Полетим на Сириус! Кашу доедай, а то в небесный поезд не пустят!» А мама на пианино… Я кукол кормила и укладывала их спать под Баха и Прокофьева с Дунаевским. Родители замыслили соединить Людвиг да Циолковский. Вот и получилась Люция.
– Дела! – сверкнула зубами Василиса. – Была у нас в деревне бабка Пульхерия. Да её товарки Полухерией называли!
– Знаешь, была такая святая Люция. Давно, в Сиракузах. Ей вырвали глаза…
– Слава Советам, сейчас другие времена!
– Бабушка всё таки настояла на имени Людмила… Уйду я, Василиса! Завтра же уйду! В училище. На углу Воскресенской и Ленина, знаешь? Там требуются… объявление на столбе. Выучусь детишек учить.
– И то дело! – Василиса бестолково задвигала чашкой с торчащим хвостиком чайного пакетика. Потом выпалила:
– Я бы в стюардессу пошла! Чтоб причёска и на шее прозрачный шарфик. Пилот такой весь брюнет. Улыбка. Фуражка. «Полетаем, – спрашивает, – Василиса Викторовна?». А я серьёзная, жуть: «Проходите в кресло, командир. К полёту готовы!».
Василиса опустила глаза. Пальцы теребят пачку печенья «Столичное».
– Только бабка всё болеет, а Юрка… Вчера оболтусу пиджак и ручки-тетради купила. А ты спроси, сколько денег оставила спекулянтам! Теперь вот Жанка эта… Да пусть её приезжает, угол найдём. Чего девке в деревне пропадать!
– Хорошая ты, Василиса, – растягивая губы в улыбке, Людмила почувствовала кровь на губе. – Своди сына в кино с китайцами.
– Чего там?
– Смешно.
– Билет, поди, буханку хлеба стоит, – вздыхает Василиса.
Длинный гудок гудит конец обеда.
С завода Людмила ушла. Не сразу, конечно. Под причитания Василисы: «Без денег девка, да совсем сирота» – отработала положенные две недели, прошаркала метлой под «вологодских ребят». Покрикивала на обладателей тяжёлых грязных сапог, поднимала глаза от трещин на асфальте. Гоняла ворон. И улыбалась.
Заплатка