Ариэль. Сильвия Плат
пугает темная тварь,
Что спит у меня внутри:
День напролет ощущаю шевеленье крыл ее мягких
и тихую злобу.
Мимо бегут облака, исчезают.
Бледные, невозвратные – они не любви ли лики?
И этим вот я занимаю свое сердце?
Большее знание мне недоступно.
Что это, что за лицо —
Лицо убийцы в путаной рамке ветвей?
Шипит кислотой змеиного яда,
Парализует волю. Это – отдельные, тихие неудачи.
Они убивают. Убивают. Убивают.
Ночные танцы
В траву упала улыбка.
Необратимо!
Как затеряются твои танцы ночные —
В математике, может?
Так изящны прыжки и спирали —
Они, конечно же, неустанно
Бродят по миру, и мне не придется сидеть здесь,
Навеки лишенной дара лицезреть красоту, дара
Вздохов твоих легких, промокшей травы,
Аромата твоих скольжений и лилий, лилий.
Их плоть кровных уз не знает.
Холодные личности складки, каллы,
Себя украшающий барс —
Пятна на шкуре и вихрь лепестков жарких.
Сколько пространств должны
Пересечь кометы,
Сколько прощаний и слов равнодушно-холодных!
Твои движенья спадают с тебя, осыпаясь, —
Человечные, теплые, – после их розовый свет
Трескается, как корка, и кровью исходит
Сквозь забывчивость черных небес.
За что мне даны
Эти светочи, эти планеты,
Что падают, будто благословенья
и снежные хлопья,
Белые шестиконечные звездочки —
На веках моих, на губах, волосах.
Касаются. Тают.
Нигде.
Октябрьские маки
Совладать с такими юбками не под силу даже
солнечным облакам —
Что ж говорить о женщине в «Скорой помощи»,
Чье алое сердце сияет через халат гордо
и откровенно.
Дар, дар любви,
Совершенно
Не прошенный небом,
Поджегшим газ угарный, что бледно горит,
И глазами,
Застывшими под шляпами-котелками.
О Боже, да что я такое,
Чтоб эти недавние рты все вскрикнули разом
В лесу морозов, на васильковой заре!
Берк-Пляж
Вот, значит, море – великое отступленье.
Как помогает солнца бальзам моему жару?
Неоновые шербеты, вынутые из морозилки
Бледными девушками, странствуют сквозь эфир
в