Роковой обет. Эллис Питерс
мимоходом пошутил Хью, желая отвлечься от тягостных размышлений о государственных делах.
Здесь, в благоухающем саду, хотелось думать лишь о покое, дружбе, любви, жизни и плодородии. Хью не ожидал, что слова его останутся без ответа, однако монах молчал, и молодой человек почуял, что за этим молчанием что-то кроется. Он навострил уши, украдкой повернул голову и устремил на друга пристальный взгляд. И в этот момент монах то ли по рассеянности, то ли с умыслом обронил:
– Свадьбу не свадьбу, а суженого, можно сказать, что и сыскал. Доброго человека и преданного ее защитника. Он заслужил награду, выпавшую на его долю.
Хью с любопытством поднял брови и через плечо кинул взгляд на монастырскую церковь, где, как известно, в запечатанной раке на алтаре покоилась пресловутая святая. Рака эта, богато изукрашенная, с виду была не слишком велика, хотя вполне могла служить достаточно просторным вместилищем для хрупкого скелета валлийской святой – народ в Уэльсе не особо рослый.
– Похоже, для двоих места там маловато, – лукаво заметил Хью.
– Так ведь что она, что он – вовсе не великаны, да к тому же и лежат не здесь. А уж там, куда мы их положили, места предостаточно, – промолвил монах. От него не укрылось, что Хью озадачен и не успокоится, пока не разгадает эту загадку.
– По-твоему, выходит, – в недоумении спросил Берингар, – что в этом разукрашенном гробу, выставленном на всеобщее обозрение, никакой святой нет и в помине?
– Не знаю, что и сказать, приятель. Хотелось бы мне, чтобы она одновременно пребывала в двух местах. Простому смертному такое, конечно, не под силу, ну а для святой – кто знает? Три дня и три ночи она действительно провела там – уж это-то я доподлинно знаю. Не исключено, что она оставила внутри толику своей святости – хотя бы в благодарность за то, что мы вернули ее в родные края, туда, где, как я искренне верю и всегда буду верить, она желала остаться. Но при всем при том, – добавил Кадфаэль, покачав головой, – меня все же гложет сомнение. А что, если я неверно истолковал ее волю?
– Тогда тебе остается надеяться лишь на исповедь и покаяние, – беспечно промолвил Хью.
– Дождусь, когда брат Марк станет священником!
Молодой брат Марк, служивший в последнее время в богадельне Святого Жиля, покинул родную обитель и уехал в духовную школу епископа Личфилда. Денег, пожертвованных Леориком Аспли, должно было хватить молодому монаху на то, чтобы оплатить учение и хотя бы в отдаленном будущем добиться исполнения заветной мечты – удостоиться священнического сана, к каковому Марк, несомненно, был предназначен самим Всевышним.
– Ему-то я и собираюсь поведать кое-какие свои грехи, – признался Кадфаэль, – хотя, может, я ошибаюсь и греха в тех делах никакого нет. Марк целых три года был моей правой рукой, я вложил в него частицу своей души, и он знает меня лучше, чем кто-либо другой. Ну если не считать тебя, – промолвил монах с лукавой невинностью во взоре. – Марку я открою всю правду