Поймём ли мы когда-нибудь друг друга?. Вера ГЕоргиевна Синельникова

      Вот я и подумал …. Подумай и ты, прошу тебя. Разве моя идея такая уж безумная или дурацкая? Тебя же пока ничто не связывает с Севером. Работу, полагаю, мы тебе найдём. Жильё наше тесновато, но этот район пригорода в скором будущем идёт под снос, и есть надежда получить квартиру. Ну, что ты скажешь, я, Данусь? Мне не хочется отпускать тебя одну. Не обижайся, но Реня прав – что-то есть пионерское в твоём характере. Или, может быть, не в характере, а в складе мыслей. Твои рассуждения кажутся то слишком примитивными, то слишком наивными, но глубина их искренности такова, что вместо усмешки они вызывают зависть. И всё же, восхищаясь тем, с какой несравненной грацией и лёгкостью, обойдя подводные камни сложностей и противоречий, ты уложила меня на обе лопатки по части диалектики и прошла сквозь частокол вопросов, я не спешу признать себя побеждённым. Не из самолюбия, а из приверженности истине. Вера, Данусь, как сказал один мудрец, – всего лишь разновидность заблуждения. Можно ли на эту карту ставить всю жизнь? И потом, во что ты веришь? И куда летишь? Может быть, перед тем, как безоглядно устремиться куда-то, полезно остановиться и поразмыслить? Да и вообще, Данусь, кто знает достоверно, что важнее – царствовать или выращивать капусту? Относясь вполне уважительно к профессиональным заслугам и жизненным достижениям твоего отца, я отнюдь не уверен, что смог бы когда-нибудь последовать его примеру, то есть подчинить жизнь определённой идее. Меня, признаться, смущает утверждение насчёт общности цели. О каких поисках идёт речь, я что-то совсем не понял, прости мне мою бестолковость. Если захочешь, объясни подробнее. Твоим спутником я хочу стать потому, что люблю тебя. Мне хочется заботиться о тебе, защищать тебя, хоть я и не очень уверен, что гожусь для этого дела. Запутался я, однако. Но чутьё подсказывает мне, что тебе лучше остаться. Не искушай судьбу, Данусь!

      Правда, представить себе, что со мной будет, когда ты вдруг встанешь на моём пороге, я не могу. При мысли об этом меня охватывает неудержимое волнение. Данусь, Данусь! Если бы я сказал, что всю жизнь мечтал о такой девушке, как ты, это была бы просто красивая фраза. А точнее – чистая ложь. Потому что до встречи с тобой я и вообразить не мог, что такие девушки существуют. Ты не чудачка, Данусь. И не белая ворона. И не редкий цветок. Ты – одна. Таких больше нет. Живи с этим ощущением, какой бы долгой ни была твоя жизнь. С тех пор, как я узнал тебя, я только и делал, что натягивал поводья, чтобы ничем тебя не отпугнуть. Я думал, ты пройдёшь мимо и растворишься во времени, как растворяется всё другое. Но ты приблизилась. Нет, ты вошла в меня. Ты во мне поселилась. И это такое странное, такое ни с чем не сравнимое ощущение, такое необычное состояние, что я не узнаю себя. Стою на перроне – улыбаюсь. Здороваюсь с Кривицким, говорю: «Не правда ли, прекрасный сегодня день?» Он смотрит на меня подозрительно. Приятели же прямо спрашивают меня: «Что с тобой случилось?» Где логика, Данусь? Пока я был мрачен и угнетён, пока не мурлыкал целыми днями (ужасно, впрочем, фальшивя), никто не интересовался,